что мы не такие, как все.
— Та старуха… и ребенок… и тот, кто прятался в здании…
Стас напряг чутье тертона, но оно начисто пропало.
— Здесь это не сработает, — сказал внимательно наблюдавший за ним мужчина. — У нас есть только Зрение. И все.
— Где мы? Что это за место?
— В реальном мире, — повторил собеседник слова старухи. И прибавил: — В прежнем мире его называли загробным. А здесь его называют Перепутьем.
Глава 62
Перепутье-3
— Перепутьем? — тупо переспросил Стас. — Почему Перепутьем?
— Потому что здесь нет верной дороги… Куда не беги, всюду не то!
— А куда идут те люди? — Стас огляделся. — А эти вот стоят…
— Не куда, а от чего. От своих страхов и сожалений.
Мужчина грустно улыбнулся.
— Это сраный лимб! — все-таки выругался Стас. — Я умер! Охренеть! Выходит, смерть — это переход из Занавешенного мира в реальный? Почему он такой… стремный?
Он хотел употребить другое слово, но удержался. Хотя, спрашивается, чего ради? Он уже умер, к чему соблюдать этикет и заботиться о горловой чакре и всех прочих?
Словно в ответ на его вопрос небо потемнело — из тускло-желтого стало грязно-серым. Туман почернел, сгустился. Толпа тревожно зашевелилась.
— Пора прятаться, — забеспокоился мужчина, поежившись. — Ночь наступает. А когда темнеет, вылезают ЭТИ…
— Эти?
— Их никто не называет — боятся! Пошли за мной!
И побежал в сторону высоченных завалов из обрушенных зданий. Стас, проглотив вопросы (чего бояться, если ты уже умер?), последовал за ним.
Под завалом обнаружилось пустое пространство — нечто вроде низкой пещеры глубиной метров десять. Там уже сидели люди; среди них — знакомый мальчик с кошачьими глазами. Как он здесь очутился? Вроде его группа шла в другом направлении?
Поскольку пещера была полная и за Стасом и его проводником больше никто не изъявил желания последовать, мужчина, крякнув, закрыл узкий проход тонкой бетонной плитой. Закрывала проход она неважно, оставались щели, но все равно — какое-никакое заграждение.
Стоять приходилось согнувшись из-за низкого потолка, поэтому Стас присел на корточки рядом с новым знакомцем.
Сквозь щели было видно, как сгущается мрак. Впрочем, полная тьма так и не наступила, и Стас продолжал видеть улицу. Полная народа площадь находилась вне зоны наблюдения, и оттуда не доносилось ни звука.
Некоторое время царила тишина, лишь сопели люди в пещере. Интересно, подумал Стас, если мы все сдохли, почему дышим? Или это тоже иллюзия? Но как может существовать иллюзия в реальном мире?
Он вздрогнул, когда снаружи вразнобой закричали люди. Кричали не от боли или страха, а удивленно и почти обиженно:
— Выходите!
— Куда вы спрятались? Почему прячетесь?
— Да, выходите! Это же мы!
Кое-кто в темноте позади Стаса зашебуршал, собираясь встать и выйти. Их одернули, и все затихло.
Мужчина прильнул к щели, Стас тоже. И содрогнулся от увиденного.
В тумане, как в фильме ужасов, передвигались огромные смутные черные тени. Тварь приблизилась — высотой с двухэтажный дом, безобразное и бесформенное, гигантский комок черной плоти размером с фуру. Ее поддерживало множество ног, расположенных ассиметрично, с множеством суставов. С брюха свисали черные хлысты-щупальца.
Но не это вызывало настоящий ужас. К телу монстра были прилеплены человеческие тела, искаженные и слипшиеся — совсем как черные страдальцы на стенах. Но выглядели они как обычные люди, полностью голые и будто бы полураздавленные. Вместо глаз — рваные дыры, будто глазные яблоки выклевали вороны, на коже — следы разложения.
И при этом множество приклеенных к монстру людей оставалось живыми. Они разевали рты, неловко и неестественно изгибались, как бы пытаясь вырваться из липкого плена.
Именно они и звали вполне обычными человеческими голосами:
— Выходите! Ну где же вы?
Чудовище, перебирая десятком кривых суставчатых ног, бесшумно проплыло мимо убежища, где засел Стас с нежданными товарищами по несчастью. Прямо напротив щели, куда заглядывал Стас, замаячила бледная фигура женщины, вдавленной в черный слизистый бок. На животе женщины расплывались темные пятна, в дыре торчали пожелтевшие ребра.
— Люди! Люди! — звала она. — Почему вы прячетесь? Выходите!
Стас глянул на мужчину рядом. Тот прижал палец к губам.
Но сзади закопошились, и один скрывающихся в пещере завопил:
— Татьяна! Я здесь!
Его пытались удержать, урезонить, но без толку. Мужик ломился к выходу, с силой оттолкнул Стаса, откинул плиту, которая с грохотом рухнула наземь и раскололась.
Мужчина с кошачьими глазами увлек Стаса за собой, вглубь пещеры. Стас все же успел увидеть, как щупальца огромной твари подхватили бедолагу, побежавшего на зов Татьяны, поперек туловища, мгновенно содрали с него всю одежду и прилепили рядом с его любимой Татьяной (если он не обознался, конечно).
Народ, прячущийся в пещере, не издал ни звука. Все легли на землю, вжались в нее. Так же поступили и Стас с проводником.
Но чудовище не стало шарить в дыре и продолжало шествовать по улице.
До Стаса донесся теперь уже голос бедолаги:
— Выходите, люди, не прячьтесь!
— Вот же проклятие и беспредел… — беззвучно прошептал Стас, лежа лицом в каменистой земле.
В который раз вспомнилось, что ругаться нельзя — в мире магии это почему-то вредно. По ассоциации мысли перепрыгнули на горловую чакру и очищающие ее мантры.
Куратор говорил, что надо пропеть какую-то мантру, чтобы призвать Изгоев, но Стас ее забыл начисто, хоть и учил. Что-то давило на память, блокировало ее. Стас даже имя куратора позабыл. И имя той блондинки рядом с ним…
— Сынок! Лешенька! — позвал издалека голос. Мужской.
Мальчик с кошачьими глазами подхватился:
— Папа!
Женщина рядом зажала ему рот, придавила к земле.
За отверстием входа в убежище клубился темный туман. Наступила тишина — и так продолжалось примерно десять ударов сердца.
А затем проем закрыла туша, в пещеру потянулись склизкие щупальца. Они начали хватать людей и вытягивать наружу. Те, кто понимал, что не уйти, принимались кричать, остальные продолжали лежать безмолвно, как притаившиеся зверьки.
В какой-то момент у всех сдали нервы. Люди вскочили и, толкаясь, бросились к выходу, чтобы убежать, но щупальца очень ловко перехватывали всех.
По Стасу несколько раз прошлись пешком, его толкали и пинали. Потом все затихло, а он перевернулся на спину и погрузился в сон Изгоя. И сам не понял, почему так поступил. Интуиция подсказала, наверное. Действовал он на одних инстинктах, без раздумий.
В состоянии сна Изгоя, которое далось
