– Это для всех нас удар, – Анцыферов непритворно вздохнул.
– Как? Голдобов – и ваш друг?! Простите, я не знал… Мне казалось, что… Потеря близкого человека… Простите.
– Голдобов не был моим близким другом, – холодно сказал Анцыферов. – Да, мы встречались, по работе находили общий язык… Но дружить… Нет.
– Да? Интересно… Я понимаю, я прекрасно все понимаю, – и Фырнин принялся что-то быстро записывать в свой блокнот. Причем, делал он это как-то слишком уж долго, Анцыферов маялся, ерзал на стуле и, не придумав ничего лучшего, в раздражении начал набирать номер телефона. Фырнин тут же перестал записывать и замер, с напряженным любопытством ожидая разговора, который сейчас состоится. Анцыферов в полнейшей растерянности положил трубку. – Простите, если у вас больше нет вопросов…
– Есть! – радостно воскликнул Фырнин. – Я слышал, что на месте бывшей дачи Голдобова обнаружены человеческие останки… Кости, черепа… В городе говорят, что в подвалах дачи была маленькая тюрьма… Неужели это правда, Леонард Леонидович?!
– Кто вам сказал такую чушь? Кто вам мог такое сказать?
– А что… это закрытая информация?
– О, Боже! – Анцыферов схватился за голову.
– Леонард Леонидович, я понимаю, огласка всегда нежелательна, но вы должны согласиться, что пресса имеет право…
– Тюрьмы не было! – твердо сказал Анцыферов.
– Но там горы скелетов!
– Не знаю. Не видел.
– Скажите, а труп прекрасной девушки… Мне говорили, что ее застрелил генерал Колов? Он признался?
– Как Колов? Почему Колов? – Анцыферов от неожиданности откинулся на спинку стула.
– Случайно, по своим каналам я узнал, что пуля выпущена из его пистолета… Таково заключение экспертизы. И у меня есть ее копия.
– Как она к вам попала?
– Значит, все правильно? Значит, вы подтверждаете? – и Фырнин опять принялся писать в блокнот.
– Что вы там пишете?
– Что вы согласны с заключением экспертизы.
– Я этого не говорил! – заорал Анцыферов.
– Как? Уже отказываетесь?! Но вы же сказали, что пистолет Колова фигурирует в деле… Ведь в деле есть пистолет?
– Пистолет есть, но…
– И прекрасно! – подхватил Фырнин. – Понимаю, вы не можете сказать всего, следствие не закончено, но даже то, что сказали… Очень вам благодарен, очень! Я позвоню из Москвы и зачитаю все места, где приведены ваши слова.
Дверь открылась и в кабинет заглянул Пафнутьев, озадаченно посмотрел на бледного Анцыферова, возбужденного Фырнина с блокнотом в руке.
– О, Павел Николаевич! Здравствуйте! Заходите, пожалуйста! – закричал Фырнин. – Леонард Леонидович рассказывает потрясающие вещи! Оказывается все скелеты на даче Голдобова – это не выдумка! Они есть! Оказывается, Сысцов, представляете – личный друг Голдобова и долгие годы покрывал его и покровительствовал ему!
Анцыферов поднялся и, пошатываясь, вышел из кабинета.
– Он, кажется, тронулся умом, – прошептал Фырнин. – Он созрел. Но и для тебя кое-что есть…
– Пройдемся. И по дороге поговорим, голова кругом идет.
Они вышли на улицу, прошлись немного и сели на ту самую скамейку, на которой несколько дней назад Пафнутьев ожидал собственной смерти, сам того не подозревая. Так же толпились люди на остановке, в киосках торговали всякой всячиной, да время от времени душераздирающе скрежетал трамваи.
– Итак, Паша… Докладываю о собственных поисках и находках, – манера разговора Фырнина изменилась настолько, что будь при их беседе Анцыферов, он бы ушам своим не поверил. Вместо бестолковых, дурацких вопросов, он бы услышал дельные слова. – Я заинтересовался машиной, которая сбила Голдобова.
– А я не успел, – сокрушенно покачал головой Пафнутьев. – Но задание ребятам дал.
– Это хорошо, но вряд ли им повезет так же, как повезло мне. – Машина принадлежит третьему автохозяйству. У них все машины во дворе не помещаются. И на ночь многие остаются на соседней улице. Но ключи сдают диспетчеру. Утром берут ключи и едут по своим делам. Дежурил в ту ночь некий дядя Петя…
– Фамилия?
– Подожди, Павел. Есть и фамилия, и показания, и его подпись. Все есть. Ты слушай. Его проведал участковый. Обходил квартал и забрел к нему. Попросил чайком угостить. Покалякали о том, о сем, и участковый ушел. Дядя Петя хвать – на доске под стеклом нет ключей. Он к машине – нет и машины. Дядя Петя сделал в журнале запись…
– Участкового упомянул?
– Дописал по моему совету.
– Молодец.
– Я или дядя Петя?
– Вы оба молодцы. Дальше.
– Под утро опять зашел участковый. Чайку выпил, покалякал и ушел. Дядя Петя глядь – ключи на месте. Дядя Петя к машине – машины нет.
– Все ясно. Машина похищена и разбита. И найдена будет лишь с рассветом. Сработано грамотно.
– Рад стараться, – улыбнулся Фырнин. И вынул из кармана маленький сверток, вручил его Пафнутьеву. – Это, Павел, тебе на память о нашей совместной борьбе с преступностью. Магнитофонная кассета. Подробный разговор с дядей Петей и с участковым. Конечно, он не сказал, что брал ключи, но что дважды приходил на дежурство, что чай пил, что видел щит с ключами и прочее, и прочее. В умелых руках запись может сработать.
– Сработает, – кивнул Пафнутьев. – Писать будешь?
– Хотелось бы… Но надо поговорить. Насовать в очерк побольше крючков… Авось кто-то клюнет.
– Клюнут. Наши еще непуганные… И потом, у них полная уверенность, что выкрутились.
– Они ошибаются? – спросил Фырнин.
– Очень.
– Поделишься добычей? Мне ведь для очерка документы нужны.
– Копии тебя устроят?
– Вполне.
– Заметано, – Пафнутьев звонко шлепнул ладонью по тощеватой фырнинской коленке. – Сегодня подведение итогов у Сысцова… Он тебя не приглашал?
– Что ты! Конечно, нет!
– Напросись, – посоветовал Пафнутьев. – Я поддержу. Услышишь много забавного. И увидишь тоже. Для полноты картины тебе только нашего сборища не хватает.
* * *
– Разрешите, Иван Иванович? – Пафнутьев заглянул в дверь и улыбнулся широко, с легким вызовом, но была в его позе и в голосе приличествующая почтительность.
– Да-да, конечно… Ждем, Павел Николаевич… Только о вас и разговоры…
Сысцов с неподдельным интересом рассматривал Пафнутьева. Тот был оживлен и радостно предупредителен. Но не настроение следователя обращало на себя внимание – Сысцов был изумлен прекрасным костюмом Пафнутьева. Благородный серый цвет, почти незаметная красная полоска, светлая рубашка, не белая, нет, чуть затемненная в еле заметную сероватость. Сысцов полагал, что он разбирается в галстуках, и его маленькой слабостью было отмечать бездарность посетителей по этой части туалета. Но тут вынужден был признать – галстук Пафнутьева в сочетании с серым костюмом и рубашкой был безупречен. Глухо-красный, с четкой серой полоской по тону темнее рубашки, но светлее костюма, он был завязан легко, свободно, с почти неуловимой небрежностью.
