в едении.
- И вся сосветная слава, и честь, и богатство здесь с нами, а утре разрушается и оставается. И не утре, но даже и в единую минуту все рассыпается, а небесная-то в бесконечные веки пребывает.
- Аминь!
«Ну да, как не аминь! - подумалось наставнику. - Знаю тебя, старче, и подсмотрел за тобой, и прислушался. Ты вот со всеми своими-то все переболтал, слушать стало нечего. Да и сам добрался до всей подноготной: надоела она тебе и толковать о ней стало противно. Да и другие, которые поумнее, стали головами, глядя на тебя, покачивать и выговорили страшное слово: „стал старик из ума выживать“. А ты услыхал - рассердился: вот у тебя и кипит ключом сердце, уему нет, и срывать его хочется. Конечно, одно теперь утешение - побраниться, уличить, оспорить. Ты вот день-то ходишь да ворчишь, все ищешь, с кем бы в спор вступить. Тебе и киселя не надо по целым дням, а положи на зуб (а зубы-то, на беду твою, все целы), положи теперь какой-нибудь стишок от Писания, чтобы рожном приходился он прямо против филипповцев; возрадуешься в тот день и возликуешь собачьим обычаем».
- Пересобачился ты с ними так, что живого места не осталось: все обличил. А так как те же самые правила надо было прилаживать к житию своему, и намерзели они тебе, старче, так, что хоть со свету беги. Да и пора: года теперь под седьмой десяток идут; все такие совопросники в твои года в древние времена схиму принимали. Ты этого и сам захотел по старости и усталости, да признаться в том стыдно. Все хочется других вести и самому вперед идти, а старость не в радость. А у тебя все готово: и разговор-от о вере затеял в том смысле, который тебя давил и мучил. Он один только и засел. Еретическая раскольничья скверна лежала вся на ладони, да вот стало обидно: как-де столько лет верил, наставником был, почитали, а вишь, еретиком оказался! Нечист-де: находятся люди, что и с тобой общения иметь не хотят. Может ли это быть, почему?
- Вот и пришел ты только за этим и допросы затеял затем лишь, чтобы не сказали, что не сам-де своей охотой из миру вышел, а соблазнили-де лихие враги и супостаты. Возьмем грех на себя: такого зверя затравить тем полезно и любопытно, что все-таки наставник да вдобавок бывал когда-то горячим проповедником. За передним легче другим идти, потому что видно, как он пятой-то по новой тропе твердое место наметил, так что и ногу можно поставить.
Затем, собственно, с почтенного старика и начинать приводилось, что за Саввиным отсутствием вел он постоянные и ожесточенные ссоры с его оставленными учениками да и увлекся ими. Савва думал, что навредил, и впопыхах прибежал на выручку к своим, а между тем препиратель сам налетел и только вот поджидал теперь ласкового слова, внимания и почтения.
Преподнесли то, и другое, и третье - он и сдался: вот и спасибо, вот теперь, пожалуй, и я с вами, и ты оставайся при мне!
Друганин тотчас же подобрал два-три топора, велел ставить новые дворовые службы, чтобы этим отвести опасные глаза, а тем же временем по ночам тайничок тут рыли, как пожелал и указал почтенный учитель и дорогой гость, который здесь и поселился.
Стал Друганин христолюбцем и очутился на прямой тропе в лес, по которой он вскоре не замедлил уйти из мира; унес он с собой все наличные скопленные деньги, в количестве 400 руб. сер. Не имея возможности распродать сполна всю движимость и недвижимость, как того требует переход в странники, он оставил в дому своего приемыша.
С водворением Саввы и с переходом в секту такого козыря, как Алексей Иванович, проявились скрытники и в Троицком приходе, выработались и объявились новые ловцы в человецех, сильные начетчики и большие мастера вроде Никанора Дмитриева Попова с товарищами - Иваном Митричем и Владимиром.
Савва умел вести дело.
- Права вера в скрытниках! - энергически и с твердой уверенностью отвечала отцу девушка, взятая им из лесу, затосковавшая в избе и опять пожелавшая вырваться из дома и деревни (хоть отец ее и припугивал, но девушку эту все-таки увезли, однако опять возвратили отцу).
Крестьянин Антон Детятев, у которого мать (бывшая в православии Елена, превратившаяся у скрытников в Меланию) и сестра Настасья (переименованная в Марью) до сих пор живут в скрытницах, а двоюродный брат Осип Васильев, отпустив отца своего Фрола в лес, на сарае устроил для скрытников келейку с маленькими окошками. Этот-то Антон Детятев пишет о Савве:
«Где Савва ни являлся, с кем бы знакомства он ни имел и у кого бы ни жил сам или его ученицы, все те стали богаты, ибо Савва мастер бяше работать фальшивые деньги. Кто в лесах жить не хотел, того он отпускал в мир, где бы скрывали себя в подпольях по домам содержателей, коих он уж награждал заблаговременно. Сим-то самым приобрел себе последователей своей ереси, как древний Магомет. Что посеяно, а не было потоптано, то стало прорастать, и корень Саввин в выспрь прозябать. Удаленная от мира, Саввина посадка стала размножаться».
При нем состоял помощником наставник Мирон Васильев, который, следуя по стопам учителя и руководясь основным его правилом (не подделкой денег, что едва ли вероятно), склонил волосовских, из деревни Занаволочья, крестьян «богачей братьев Кузнецовых» и увел их в лес в архангельской даче близ речки Лейбушки. Пожитки и деньги были взяты с собой, и кассиром к ним приставлен племянник Кузнецовых Петр Васильев Купарихин.
Против осташевских сен, к востоку, на два с половиною поприща, построена была лесная пустынь. Купарихин был не промах: книги и деньги схитил и убежал восвояси. За ним гнались, но догнали у самой избы, а потому и не могли «свершить намерения удушить его». «Пустынножительна изба», где спасались и скрылись Кузнецовы, ныне употреблена на сенокосный станок (приют для косцов) и находится на пожне по той же речке Лейбушке, на даче, зовомой «Куварковы сена». Избушка и теперь на келью похожа с прагом, куда трапезная доска вкладывалась.
«А ежели вправо на полверсты от сего станка путешествовать по тропе, вверх по течению Лейбушки, пройдя не более как с две или три версты, виднеется площадочное пространство, где стояла сия пустынь, и, вероятно, тут погребались умершие скрытники, на могилах коих не по-православному - крестов нет, а елушки, у коих, когда хоронят мертвеца, подкапывая коренье, сворачивают всю
