переедания. Я облегчил его, напоив зельем. Но зельем не простым: напиток не только унял боль, но и одурманил чиновника. Тот стал дружелюбным и откровенным. Язык его выболтал все, пока мозги наслаждались дурманом.
– Что же его язык тебе сообщил.
– Вместо тебя готовят другого жреца, который возглавит Солнечный Дом. Мудрейшему Эйе уготовлено место далеко на юге, в Бухене – служителем местного храма.
– Я уже ничему не удивляюсь, – махнул безнадежно рукой жрец. – Когда же меня низложат?
– Когда прибудете в Уаст. Удобное место. Никто за тебя там не вступится. Далее, как только правитель приплывет в Хекупта, решено взять под стражу Хармхаба и обвинить его в бесчинствах, учиненных в Хутуарете.
– Вот этого ни в коем случае нельзя допустить! – ужаснулся Эйя. –Орест Хармхаба равносилен катастрофе! – Армия тут же восстанет.
– Ее легко подавят при помощи наемников. Пост главнокомандующего обещан уцелевшему из трех братьев Небнуфе.
– Надо образумить правителя, – схватился за голову Эйя, но тут же обреченно выдавил: – Хотя, это – бесполезно.
– Ты боишься за себя или за будущее страны?
– За себя не боюсь. Посмотри на меня. Я стар, пережил двух своих дочерей. От горя и старости начинаю глупеть и туго соображать. Я опасаюсь за страну. Особенно боюсь за Хармхаба. Его изведут. А он единственный кто, может держать в боеспособности армию Кемет. Неужели пришел конец великой державе?
– Почему же, – старался успокоить его Аменнеф. – Ты, Хармхаб, еще с десяток честных мужей и, не забывай, жречество Амуна – мы сможем поднять страну.
– А Семенхкере? Как быть с правителем?
– Его время подходит к закату. Я распоряжусь переправить Тутэнхэйота в Нэ и подготовить к вступлению во власть. А тебе придется позаботиться о Семенхкере. Из всего его близкого окружения, только ты еще способен здраво мыслить.
– Как ты смеешь мне такое предлагать! – вспыхнул Эйя, изображая праведный гнев.
– У тебя нет другого выхода, – спокойно осадил его Аменнеф. – Хочешь дожить остатки дней в Бухене – твое дело. Не ты, так кто-нибудь другой поможет Семенхкере покинуть этот мир. Он сам виноват, что мешает всем. Его бездарная политика приведет к тому, что население обнищает, а армия станет неуправляемой. Та-Кемет начнет разваливаться на части. Каждый наместник возомнит себя правителем в своем болоте. А там и новые гиксосы пожалуют из Хатти или из Ассирии.
– Хорошо! Коль дело касается благополучия священной земли – я не в силах отказаться. Но прими и мое условие, – потребовал Эйя.
– Любое, – согласился Аменнеф.
– Пусть жречество Амуна возвращает свое могущество, но мое жречество – жречество Йота должно главенствовать в Обеих Землях.
– Твои страхи напрасны, – успокоил его Аменнеф. – Мы идем одной дорогой, и дорога достаточно широкая. Никто не собирается спихивать тебя на обочину. Ты можешь занять место наставника Тутэнхэйота и, практически, властвовать от имени малолетнего повелителя. Бери бразды правления в свои руки. Ты для этого достаточно умен и опытен. Жречество Амуна тебя поддержит. Пусть жрецы Йота продолжают восхвалять солнце. Нам же нужны наши храмы – только и всего.
Двор шумно и весело путешествовал из Ахйота в Нэ. На кораблях не смолкала музыка. Вечерами флот приставал к берегу и начинался пир с яркими кострами и морем вина. Веселье продолжалось чуть ил не до утра. Семенхкере обожал ночные пьянки.
Когда до Нэ оставался день пути, корабли, как обычно, причалили к пологому берегу. Выбрав удобное место, слуги принялись разворачивать шатры и разводить костры. Вскоре музыканты грянули веселые мелодии. Гибкие танцовщицы закружились в танце. Семенхкере со своим многочисленным окружением приступил к трапезе. Забулькало вино, наполняя чаши. Зашипело мясо на углях. К восходу луны веселье было в самом разгаре. Громкий смех то и дело доносился от шатров. Музыканты старались из последних сил. Утомившиеся танцовщицы еле двигались.
– Наскучило мне что-то, – пожаловался изрядно окосевший Семенхкере. – Каждый день одно и те же. Придумайте какое-нибудь развлечение, – грозно взглянул он своим вельможам.
Все наперебой кинулись предлагать всевозможные способы развлечения: найти в камышах бегемота и убить его; устроить бой сторожевых собак; или гонки на колесницах. Тут возник Эйя.
– Может правитель желает поохотиться. Охота – любимое занятие нашего Солнцеподобного. Неподалеку пасется стадо газелей. Разве есть что-нибудь захватывающее, чем промчаться на лихой колеснице и выпустить стрелу точно в цель.
– Охота! – обрадовался Семенхкере. – Обожаю ночную охоту! Да я вырос с луком в руках. Скольких газелей я подстрелил. Готовьте колесницы! Зажигайте факела!
– Для тебя запряжены самые быстрые кони, – услужливо сообщил ему Эйя.
– Сейчас выпью еще вина – и помчимся!
Правитель опрокинул кубок, нетерпеливо поднялся с места, но его качнуло.
– Может, не следует садиться в колесницу, – осторожно предупредил один из чати, – ты много выпил.
– Хочешь сказать, что я пьян и не способен править колесницей? – закричал на него Семенхкере. – Да как ты смеешь! Еще вина!
В лагере поднялся шум. Пьяные вельможи вооружались метательными копьями и луками. Слуги готовили колесницы. Кони нетерпеливо ржали и били копытами. Погонщики с собаками и с пылающими факелами растянулись цепочкой по степи.
Золотая колесница, запряженная двойкой стройных высоких коней, лихо рванула с места, подпрыгивая на кочках и поднимая шлейф пыли. Возница, не жалея хлестал коней по крутым бокам.
– Быстрее! Еще быстрей! – подгонял его Семенхкере. Сам он крепко вцепился в поручни колесницы и высматривал добычу в степи. Никакого страха. Страх и осторожность заглушил хмель. Кони летели, выбивая дробь копытами. Ветер свистел в ушах. Кровь играла от возбуждения. Впереди показались серые подвижные точки. Это газели. Семенхкере схватил лук и вложил стрелу. Но вдруг впереди, прямо на пути колесницы возникла темная полоса. Оросительный канал. Возничий резко натянул вожжи, но коней уже невозможно было остановить. Животные кувырком полетели вниз, а следом и колесница.
Тело Семенхкере выловили из канала под утро. Возничего не обнаружили. Решили, что несчастного сожрали крокодилы, заплывшие в канал. Но зубастые твари не посмели тронуть божественную плоть правителя, защищенную амулетами и заговорами. Все в ужасе склонились над бледным бездыханным телом. Семенхкере при падении потерял сознание и захлебнулся. Его в полной скорбной тишине положили на носилки и понесли к кораблям. Погрузили на барку, и отправились дальше в Нэ.
Эйя стоял на корме и читал молитву, оберегающую Ка усопшего от бед и неприятностей. К нему приблизился один из чати – один из тех выскочек, которому со смертью Семенхкере грозило разоблачение в воровстве и ссылка в каменоломни на всю оставшуюся жизнь. Глаза сановника горели гневом.
– Это ты все подстроил! – попытался обличить он Эйю. – твоя затея: поехать на охоту.
– Чего ты хочешь, – прервал молитву жрец и недовольно взглянул на чиновника.
– Я все знаю! Это ты! Я хочу справедливости!
– Какой? – Он начал раздражать Эйю.
– Должность при новом правителе. Высокую, – потребовал чиновник. И глазки его испуганно забегали, но он опять грозно зашипел: – Я все знаю! Это ты подстроил!
– Какую должность? – усмехнулся
