опасаясь, что ее могут догнать и усадить в ненавистное кресло.
Она понимала, что ведет себя глупо и по-детски, но образумиться и остановиться не могла. Все трое – Дэниэл, врач и только что подошедший санитар – стояли в коридоре, озадаченно глядя ей вслед, а ей казалось, что они смеются над ней, над ее беспомощностью и неуклюжестью. Затылком чувствуя на себе их взгляды, она хотела только одного – как можно скорее покинуть это место, но бесконечно длинный коридор и тяжелая загипсованная нога не давали быстро доскакать до выхода и скрыться в спасительной темноте ночи.
Она торопилась из последних сил, не добравшись еще и до середины пути, когда услышала за спиной чьи-то гулкие, твердые шаги. Подозревая, что это по ее душу, беглянка попыталась ускорить свой побег, но не успела: кто-то сильный и ловкий, нагнав жертву, как пушинку подхватил ее на руки и понес к выходу. Не сразу догадавшись, кто это мог быть, она повернула голову и, к ужасу своему, увидела рядом бесстрастное, ничего не выражающее лицо Дэниэла, который, по-видимому, устал от ее выкрутасов и решил в прямом смысле взять ситуацию в свои руки. Такого поворота событий она не ожидала никак. Она могла допустить что угодно – что это был врач, влюбившийся в нее с первого взгляда, или санитар, вздумавший доставить эту явно неадекватную особу в отделение для буйнопомешанных… Но то, что происходило сейчас, не укладывалось у нее в голове – Дэниэл Рэндон собственной персоной нес ее, Сабину Муратову, на руках, прижимая к груди, как ребенка. Оцепенев, она смотрела на него, приоткрыв от изумления рот. Тщетно старалась она найти в его чертах ответ на свой вполне резонный вопрос – зачем ему все это нужно? Его лицо было маской, спокойной и невозмутимой.
– Зачем вы это делаете? Я прекрасно могла бы дойти сама, – только и сумела пролепетать через какое-то время едва обретшая дар речи Сабина.
– Я уже понял, что вы многое можете сами, не утруждайте себя повтором, – дыша чуть быстрее обычного, произнес Дэниэл, и, по обыкновению, в его голосе ей послышалась издевка.
Пристыженная, она затихла и больше не издала ни звука, мысленно благодаря Небо за то, что темнота скрывала ее пылающие от досады щеки.
Дэниэл донес ее до машины, осторожно опустил на землю и усадил на переднее сиденье. Все это он проделал молча, все с тем же ничего не выражающим лицом, лишенным даже намека на какие бы то ни было эмоции.
Довезя ее до дома, он, по-прежнему не произнося ни слова, помог ей выбраться из машины и, вновь подхватив на руки, понес в подъезд. Она даже не пыталась сопротивляться: зная, что это бесполезно, она стоически переживала минуты страшной неловкости, сгорая от стыда и страстно желая, чтобы эта пытка поскорее закончилась.
Где-то на уровне второго этажа, когда Дэниэл подустал и замедлил шаг, ее окончательно помраченное этими событиями сознание вдруг озарила яркая вспышка воспоминаний. Отчетливо, как в кино, она увидела, как, казалось, еще недавно ее точно так же несли на руках по этой самой лестнице, только тогда ее нога не была закована в гипс, она сжимала в руках не кроссовок, а охапку роз, и нес ее не Дэниэл, а Арман. И испытывала она при этом не смущение, а радость и глубокую, всепоглощающую любовь.
Подумать только, прошло всего-то чуть больше двух лет, а ее жизнь так круто изменилась и уже никогда не будет прежней. Она потеряла возлюбленного и всех друзей, папа лежал в больнице после инфаркта, вопрос с ее трудоустройством висел на волоске, она в пух и прах разругалась с мамой и сломала ногу, а домой ее нес совершенно чужой, местами даже не очень приятный ей человек, не способный понять ее проблем с высоты своей успешности и благополучия. Сабине стало так жалко себя, несчастную дурочку, натворившую столько глупостей и пережившую столько невзгод, что тяжелые слезы горечи навернулись на глаза. Ну почему судьба так к ней немилосердна? Почему она не заслужила права быть с тем, кого по-настоящему любила? Почему не Арман с ней в этот трудный для нее момент? У Сабины не было ответов на эти «почему», да они и не были ей нужны. Все, что ей нужно было сейчас, – снять накопившийся за последние пару недель стресс, выходивший со слезами, которые она и не пыталась скрывать. Ей было все равно, увидит ли их Дэниэл и что он подумает или скажет по этому поводу. Она рыдала в голос, закрыв лицо руками и судорожно всхлипывая. Если бы рядом был Арман, он бы знал, как ее утешить, но его нет… Есть только этот черствый человек, воспринимающий ее как объект для насмешек и издевательств. Зачем он здесь? Что ему от нее нужно? Пусть оставит ее в покое и катится обратно в свою идеальную, безоблачную жизнь, в которой не бывает горестей и разочарований.
– Ох, Арман! – она даже не заметила, как произнесла это имя вслух, продолжая самозабвенно всхлипывать, оплакивая свой удел, и тут же державшие ее руки затвердели и напряглись.
К этому моменту они добрались наконец до третьего этажа, и запыхавшийся Дэниэл поставил рыдающую ношу у входа в ее квартиру. Балансируя на одной ноге и вытирая текущие по щекам слезы, она стояла, не решаясь поднять на него глаза, будучи уверенной, что не прочтет в его взгляде ничего хорошего. И, похоже, не ошибалась, потому что через секунду он заговорил, и в его тоне явственно слышались металлические нотки:
– Насколько я понимаю, в ближайшее время вы будете не в состоянии выйти на работу? – В этом голосе не было ни малейшего сочувствия, только голая констатация факта.
«Он как робот – холодный и бездушный», – возмутилась про себя Сабина, а вслух, шмыгая носом, пробормотала:
– Мне очень жаль, что все так вышло. Я обязательно позвоню Кэтлин, только теперь у меня вряд ли что-нибудь получится…
Она продолжала бубнить что-то несвязное, но Дэниэл довольно грубо ее прервал:
– И все же вы позвоните, потому что никто не сделает этого за вас. Вы ведь ничем не рискуете – дважды с одной работы вас вряд ли уволят. И потом, следуя вашей жизненной философии, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и после кусать себе локти.
– О чем это вы? – она все-таки осмелилась взглянуть на него, недоумевая, что он имеет в виду.
– О том, что вы, конечно, человек действия, и это прекрасно, но иногда, хотя бы изредка,
