Нет, таких женщин — похожих на райских птиц — нельзя держать в клетках. Их нельзя удерживать, нельзя ни к чему принуждать. Их можно только беречь, охранять, утешать, пока они позволяют тебе это делать.
После признания в убийстве, графиня Слейтер замерла, ожидая, что услышит в ответ.
— Прямо убили? — спокойно спросил Тодеу.
— Да, — сказала она ожесточенно. — Ударила его подсвечником. Один раз, другой, и третий… Он упал, а я продолжала его бить. Он лежал на постели — на нашей брачной постели… весь в крови…
— Но были какие-то причины? Чтобы вы так обошлись с собственным мужем?
На нежном лице графини промелькнула сначала тень удивления, потом — разочарования. Неужели, его райская пташка ждала, что он ужаснется, начнет рвать волосы на голове, а потом побежит в полицейский участок, чтобы сообщить о местонахождении государственной преступницы и получить свои пятьдесят золотых.
Да, за поимку графини давали уже пятьдесят золотых. Ставки на поимку беглянки росли, но самой преступнице не надо было этого знать. И о том, что после доноса девицы Корнелии и её дяди, были заказаны фальшивые паспорт и проездные документы, Тодеу тоже говорить пока не собирался.
Вернее, передумал, когда по возвращении застал дома Финеаса с его цепными псами. А ведь он велел Боните не впускать никого. Но сестра вечно умудряется сделать что-то странное.
Умом Тодеу понимал, что госпоже графине понадобятся документы, когда она отчалит из Монтроза к новой жизни, но сердце велело промолчать. Потому что пока у его служанки не было денег и документов, она принадлежала только ему. И если бы так продолжалось и дальше…
— Он продал меня, — сказала графиня глухо, опустив голову, и Тодеу весь обратился в слух. — Продал меня человеку, который выше его по положению, богатству, — продолжала Миэль. — Продал, как корову, как глупую гусыню. Но я и была глупой гусыней, потому что поверила ему. Он обманул меня — заманил богатством, обходительностью, и я… я совершила предательство.
— По отношению к кому?
— К себе, к своей семье. Я согласилась сменить имя, чтобы никто никогда не узнал, что мои родители — обнищавшие мелкие дворяне. Я согласилась изменить свою жизнь за деньги, которые Эдвард отправил моей семье с письмом, где я просила не искать меня и не вспоминать обо мне. Мне казалось, я имею право начать жить хорошо… после всего, что испытала. Но теперь я понимаю, что была слишком малодушна. Считала, что мне выпали в жизни ужасные и страшные невзгоды. А на самом деле… да я — счастливица. Мне всегда везло.
— Например, когда вас похитили работорговцы?
— Даже тогда, — она горько усмехнулась. — Ведь меня могли продать куда-нибудь в восточный гарем, откуда я не вышла бы до конца жизни. Могли надругаться и продать в портовый бордель. А вместо этого я попала… — тут она замолчала и закусила губу.
Тодеу едва не застонал, потому что сам не отказался бы покусать эти губы. Но вместо этого он сказал, стараясь не напугать Миэль излишней напористостью:
— Продолжайте, сударыня. Куда попали?
Куда? В королевский дворец, конечно же. Именно туда привозят самый красивый живой товар — чтобы развлекать богатых развратников. Неужели, сейчас графиня откроет своё настоящее имя и расскажет про короля?
Но она и здесь не сказала ему всей правды.
— Я попала к моему мужу будущему, — сказала госпожа Миэль. — Он купил меня. Купил, как я покупаю репу на рынке.
— Не думаю, что это была ваша вина, — Тодеу с трудом мог представить, как эту красавицу, которая всегда держится со скромным достоинством, продавали за золото.
Надо быть отъявленным поддонком, чтобы посягнуть на такую красоту. И доброту.
Это — настоящее кощунство. Как продать и купить ангела. Люди и правда сошли с ума, если творят подобные безумства.
— Вы не виноваты, — повторил он, только сейчас в полной мере представляя, какие испытания выпали на долю его красивой служанки.
— Моя вина, — ответила она, пряча глаза. — Потому что репа была не против, чтобы ее купили. Она мечтала о богатстве, о нарядах, шелковых туфельках и вкусной еде. Тогда мне казалось, что счастье именно в этом.
— А сейчас так не кажется?
— Уже через год так не казалось, — призналась она со вздохом. — Но я считала, что не могу нарушить обещание. Я ведь обещала выйти за Эдварда замуж. Я была обязана ему своим спасением. А на самом деле…
— Что же было на самом деле?
— А на самом деле, меня похитили по его приказу. И всё это спасение, добрый господин, который спас рабыню — всё это было фарсом. Хорошо сыгранной пьесой. Он уже тогда хотел подарить меня своему господину. Подарить фею на Новый год… — добавила она тише.
— Я узнала об этом только после свадьбы, — продолжала свой рассказ Миэль. — Когда мы остались вдвоем в спальне. Шелковые простыни, кругом букеты свежих роз, я — испуганная, в батистовой рубашке, и тут мой муж любезно объяснил, что ожидает меня, и кто сейчас придёт через потайную дверь.
«Король, — подумал Тодеу. — Готов поклясться, граф приберёг это сокровище для своего сюзерена».
— Но вы решили по-другому, — произнёс он вслух. — Такая брачная ночь вас не устроила.
Она обиженно вскинула на него глаза.
Удивительные глаза — бездонные, прозрачные. Разве можно принудить к чему-то женщину с такими глазами?
— Конечно, меня это не устроило, — сказала она резко. — Но выяснилось, что моё желание никого не интересовало. Муж решил меня привязать, чтобы его… его господину не пришлось слишком напрягаться, борясь со мной. Я не стала ждать и схватила первое, что попалось под руку. Подсвечник.
Вот теперь Тодеу испытал самый настоящий гнев. Пожалуй, он не злился так, когда застал Фонса, нагло беседующего с Миэль. Значит, господин граф Эдвард Слейтер решил задобрить своего короля и преподнести ему на блюдце красивую связанную женщину. Даже не решишь, кто тут поганее — слуга, готовый отдать на поругание жену, с которой только что обменивался клятвами верности у алтаря, или король, который поощрял такое поведение слуги.
— Когда я поняла, что натворила, то решила сбежать, — голос Миэль звучал теперь совсем тихо. — Но не успела взять ни денег ни драгоценностей, потому что вошел его… его господин. Господин моего мужа.
