Они оба закрыли глаза, отрешившись от мира и от нашего присутствия. Несколько секунд мы не слышали ничего, кроме своего дыхания. Чтобы отвлечься, я пересчитывала места, где слышала электрический ток – в стенах, в потолке, под полом… электрические часы на полке, телевизор, холодильник…
Рука Лиама дернулась, и он откинулся на спинку дивана, словно пытаясь сбросить ладонь Макса. Его нога дернулась, стукнув по полу.
– Что происходит? – спросил Толстяк, наклонившись, чтобы проверить его пульс.
– Всe в порядке, – ответила Приянка. – Макс подсоединился.
Лиам застонал, и этот звук разрывал мне сердце.
– Ты уверен, что он в порядке?
– Он в порядке, – заверил Роман. – Макс, что ты видишь?
Я впилась в него взглядом. Макс сидел так тихо, так неподвижно, словно погрузился в какой-то транс.
– Огни… медицинские халаты… каталка… – еле ворочая языком, произнес Макс. – Усталость…
– Она жива? – спросила я. – Ты уверен?
Лиам дернулся еще раз, все его тело напряглось.
– Лиам, всe в порядке, – повторил Толстяк. – Ты не там, помнишь?
По щекам Лиама струились слезы. Его трясло. Рука покрылась гусиной кожей, и волоски на ней встали дыбом.
У меня в памяти всплыли слова, которые произносил Оуэн в Убежище.
Ей холодно. Ей так холодно.
– Дверь… табличка… – Макс, похоже, начал просыпаться, по его телу пробежала судорога, и он выпустил руку Лиама. Парень быстро заморгал, и постепенно его зрачки приобрели нормальный размер.
Лиам дышал прерывисто и глухо, наклонившись вперед. Вайда быстро подсунула ему ведро, но он сглотнул и отмахнулся.
– Ты видел какой-то символ, рисунок? – спросил Роман.
Макс кивнул.
– Он был нарисован на раздвижных дверях… какая-то птица?
– Это не просто птица, – прохрипел Лиам, смертельно побледнев. – Это был лебедь. Она не у «Синей звезды». Она у корпорации «Леда».
Глава тридцать девятая
Грозовые тучи резвились в небе.
Они тяжело клубились над моей головой, но не приносили никакого облегчения пересохшей земле, которая простиралась на километры вокруг, отчаянно умоляя о дожде. Каждый раз, когда поднимался ветер, над полями вставала стена из пыли. Эта пыль проникала повсюду – и в нос, и в рот, и я чувствовала, как земля скрипит на зубах. И все-таки, даже понимая, какой мощи гроза порыкивает вдалеке, я не могла вернуться в дом, чтобы снова увидеть их мрачные лица. Пока не могла.
Сначала я должна решить, что делать дальше.
Когда вспыхивали молнии, мне всегда казалось, что тучи – живые. Разряды пронизывали фиолетовое небо как пульсирующие серебристые вены. Каждый раз ноздри наполнялись резким запахом озона. И чем дольше я здесь сидела, наблюдая за небом, тем больше статического электричества собиралось на моей коже, скапливалось на нервных окончаниях.
Не знаю, почему я это сделала… Точнее, как вообще мне пришло это в голову. Мой мир опасно накренился, и я, привыкшая всем доверять, теперь поставила под сомнение все, что знала. И пределы собственных возможностей тоже.
Серебристая нить медленно вытянулась и, коснувшись электрического заряда в воздухе, соединила его со мной. Я вскарабкалась на каменный столб изгороди и удобно уселась на нем, скрестив ноги. Закрыв глаза, я представила, как этот заряд пронизывает энергетическое поле, в которое я была завернута точно в одеяло. Представила, что могу подтянуть его достаточно близко, чтобы я нарисовала этим светом узоры на своей коже.
Тепло собиралось в центре моей груди, скапливалось, усиливало само себя, разгоралось все сильнее и сильнее и наконец взорвалось, прокатившись по моим нервам, как чистейший, мощнейший поток адреналина. Я взлетала и падала, и поднималась обратно, мое тело рассыпалось на множество частиц, прокатывалось вместе с гулким громом и вспыхивало с молниями, ударяющими в землю с неземной энергией. Из моего горла вырвался смех, удивленный и восторженный. Свет за моими закрытыми веками разгорался всe сильнее, разогревая летний сухой воздух.
У меня за спиной кто-то слабо вскрикнул. Этого тихого звука оказалось достаточно, чтобы я выпустила нить, высвобождая жар и свет, отпуская их обратно. Я повернулась к источнику звука. Сердце по-прежнему яростно колотилось в моей груди.
Роман поднял руки и отступил назад.
– Прости. Я просто выходил… Ну, то есть вышел. Пройтись вышел. Думаю по-русски. Говорю по-английски. Растерялся. Не знаю, зачем я вообще это говорю.
– Ты обычно думаешь по-русски? – с любопытством спросила я.
– Иногда. Иногда и сны вижу на русском. – Роман по-прежнему выглядел так, будто не понимает: уйти или лучше остаться. Я слезла с каменного столба и уселась на деревянный забор, надеясь, что он все же воспримет это как приглашение.
Может, я бы и растерялась из-за внезапного желания попросить его остаться, но искры, которые еще пылали у меня под кожей, побуждали меня попробовать.
– Я вышел тебя поискать! – выпалил он. – Гроза… Я подумал, это будет…
– Опасно? – договорила я.
Когда парень смотрел на меня, мне казалось, будто все мое тело светится. Тепло вернулось и согрело мою кровь. Похоже, мне придется пробежать несколько километров, чтобы сбросить накопившееся напряжение. Любопытно, не это ли чувствует Приянка после того, как воспользуется своей силой?
Его лицо было удивленно-восхищенным.
– Ты была похожа на звезду.
Над нами ударила молния, и мое сердце снова дрогнуло. Роман вдруг смутился и занервничал и уставился на свои руки.
– Я вообще не понимаю, что говорю. Прости.
– Ты сказал, что я похожа на звезду, – тихо повторила я. Слова повисли в воздухе между нами, и даже гром не мог заглушить их.
Но вот он опять надел свою бесстрастную маску – но только для тех, кто его не знал. Выражения его лица были точно иностранный язык: чтобы их расшифровывать, нужно было просто научиться читать. Линия губ смягчилась, Роман вздохнул, подошел ко мне и уселся рядом на забор.
Я наслаждалась этой легкой тишиной между нами. Тем, как мы позволили ветру и грому продолжать свой разговор, как будто могли их подслушать и узнать какой-то секрет.
– Твои друзья… – небрежно сказал Роман, пытаясь подобрать нужное слово.
– Их слишком много? – подсказала я.
Роман с некоторым облегчением кивнул.
– От Вайды у меня уши вянут.
Я улыбнулась.
– Не так, – простонал он. – Как это сказать по-английски?
– Уши горят, – ответила я, но потом задумалась. – Но на самом деле… знаешь что? Думаю, точного перевода просто нет.