Народ как-то сразу присмирел, не ожидал от царёва брата такой покладистости.
— Врёт он! — крикнул кто-то из окружения Салтыкова и запустил в Шуйского снежной грудкой. Сосед хотел последовать его примеру, но его руку перехватил Нечай.
— Тебе чего, дядя? — замахнулся другой и тут же был свален на снег крепким ударом. Нечай пожал плечами:
— Сам не знаю, как он рылом на кулак наткнулся.
Вокруг раздались вежливые смешки. Ещё двое к нему подступили и тоже очень скоро очутились на снегу. Толпа расступилась, драку смотреть любили — дармовая потеха. Нечай миролюбиво крикнул остальным щёголям:
— Вы мне не нужны, вон того красавчика давайте!
Салтыков презрительно отвернулся.
— Я тебе не мужик, чтоб кулаками махать.
Слова задели собравшихся, заносчивых не любили.
— Тогда саблю вынимай, — крикнул ему Нечай, — али только девок привык царапать?
Лицо Салтыкова пошло пятнами, он схватил саблю и бросился на обидчика. Зазвенела сталь, дело запахло большой кровью. Шуйский был рад этой внезапной ссоре, она отвлекла толпу и дала некоторую передышку. В дальнем конце улицы уже показался спешащий на помощь отряд, теперь можно было показать власть, и Шуйский приказал стрельцам разнять дерущихся. Бывшим тушинцам не захотелось попадать в царские руки, они забросали Нечая снежками, и пока он вытирал лицо, Салтыков скрылся в толпе, пообещав встретиться позже. Стрельцам достался лишь один Нечай, и они повели его к Шуйскому. Толпа заволновалась, ей хотелось знать об ожидаемой участи такого доблестного молодца.
— Кто таков? — строго спросил Шуйский.
Нечай крикнул так, чтоб было далеко слышно:
— Я из Смоленска, город обложен королём, гибнет гладом, владыка и мир письмо Скопину прислал. Как теперь быть?
Дмитрий решил воспользоваться удобным случаем, чтобы показать себя радетелем за судьбу страдающего города. Напыжился и сказал:
— Давай письмо, в царские руки отдам. Снарядим к вам войско не мешкая. Сам поведу!
В ответ прозвучал язвительный гогот, воеводские способности царских братьев были хорошо известны, но тут подошла посланная царём подмога, и стало не до смеха. Толпа быстро рассеялась.
Скопина хоронили по высшему разряду, гроб несли боевые товарищи, за ними шли вдовы героев, они поддерживали мать и онемевшую от горя жену полководца. Тут же находился сам царь, который прилежно вопил и заливался слезами. Среди всеобщего уныния и горя на него мало обращали внимания. Гроб поставили в Архангельском соборе, где покоились великие московские князья и цари, не совсем рядом, но под одной крышей. А во время тризны Василий заверил всех, что продолжит начатое Скопиным дело освобождения Русской земли. Эти слова следовало подкрепить делами, и в Москве стало собираться войско для отправки к Смоленску.
Как и ожидалось, военную власть вручили Дмитрию Шуйскому. Всеобщее уныние от такого назначения несколько скрашивалось тем, что рядом с незадачливым воеводой будет находиться боевой друг Скопина Делагарди. Для этого, однако, шведам следовало заплатить очередные 15 тысяч рублей. Не имея наличных денег, Василий был вынужден в который раз обратиться к монастырской казне. Разосланные повсюду царские посланцы получили приказ брать всё подряд. Не обошли царским вниманием и многострадальную Троицкую обитель. Палицын впоследствии писал, что по просьбе Иоасафа известил царя о бедственном состоянии лавры, но царь, повздыхав, отписал своему посланцу, «чтобы грабил пуще, и тот отнял всё богатство, оставив только худую серебряную утварь».
Пока шведы ожидали в Москве обещанных денег, Дмитрий Шуйский выступил с русской частью войска к Можайску. Оттуда ещё дальше на запад, под Вязьму, был выслан 6-тысячный отряд под командой князя Елецкого и воеводы Волуева. Он остановился в Царёвом-Займище, небольшом городке, и стал его укреплять. Одновременно из Ржева под Белую направился 6,5-тысячный сводный русско-шведский отряд под началом Хованского и Горна. Движение русских ратей не на шутку встревожило Сигизмунда. Он обратился было к своему любимцу Яну Потоцкому с просьбой преградить дальнейшее продвижение неприятеля. Тому удалось отговориться:
— Ваше Величество знает, что я давно готовлю штурм Смоленска, ещё немного времени, и он падёт, не лишайте меня возможности преподнести вам ключи от сей упорной крепости.
Король согласился, ну чего не сделаешь ради любимца, особенно если выставлена такая уважительная причина? Тогда вспомнили о томящемся в безделье гетмане Жолкевском, вручили ему 3-тысячный отряд и отправили искать счастья в поле.
Потоцкий, однако, весьма приукрашивал свои подготовительные действия, Смоленск сдаваться не собирался. Об этом можно судить по записям ротмистра Дарского.
ИЗ ДНЕВНИКА РОТМИСТРА ДАРСКОГОМарт 1610 года
Из крепости ведётся частая и сильная пальба, 10 числа она прекратилась, так как треснула башня. Нашим пришлось вывезти пушки из шанцев из-за опасности потопления во время таяния снегов. Со стен крепости спустилось на верёвках несколько русских, чтобы отбросить снег от слухов. Пуцкий староста устроил на них засаду. 100 охотников из наших, соединившись с 1000 запорожцами, напали на город Мосальск, людей частью изрубили, частью сожгли. Дано знать, что запорожские казаки, над которыми началовал Искорка, сожгли Стародуб, людей изрубили, а крепость взорвали. Искорка был милостиво принят королём.
Апрель 1610 года
Ночью по верёвке из крепости спустился стрелец, говорит, что там сильный голод и уныние. Умирает много народа, в день хоронят по 100—150 человек. Раньше на каждой башне караулило по 300 человек, теперь по 30. Велижский воевода дал знать, что Белая, почти полгода сидевшая в осаде, вступила в переговоры и сдалась. Запорожские казаки овладели Новогородком. Бояре и другие русские, находящиеся у короля, отправили в Смоленск барабанщика с письмами, в которых извещали о падении Белой, Новогородка, Стародуба, Почепа, других окрестных крепостей и предложили сдачу. Русские вышли из ворот, попотчевали барабанщика мёдом, но сказали, чтобы тот более не приходил.
Май 1610 года
Предался один русский, он говорит, что в крепости осталось едва ли не 100 стрельцов, их удерживает только архиепископ. Сообщил также, что, когда вскрывалась река, двое русских пробрались по льдинам в крепость и привезли письма от Шуйского. Наши начали строить мост через Днепр. Передался другой русский, жаловался на голод, говорит, что после Пасхи в крепости умерло 14 тысяч человек. Наши захватили Рославль. Из Риги доставлены хорошие и крепкие пушки: Баба, Василиска и Шесть братьев.
Июнь 1610 года
К крепости послан боярин, вёзший письма Шуйского и пойманный под Можайском. Он сказал, что Скопин умер и помощи от царя не будет. Ему не верили. Из крепости вышло 200 русских за травой, наши кинулись на них, и они отступили. Брацлавский воевода приказал поставить 9 туров против разбитой башни, поставить для виду, чтобы обмануть русских. В ночь на 23-е наши стали ставить туры между Копытецкими воротами и разбитой башней, из крепости открыли сильный огонь со значительным для нас уроном. С великой отвагой поставили 50 туров. Захвачен в плен боярин, посланный с письмом к Шуйскому. Он сообщил: в крепости бояр — 700, стрельцов — 500, людей из купечества — 2000, черни — 1000. Все силы обращены против шанцев, нападения с других сторон не опасаются. Все ворота заделаны наглухо, оставлены только царские, через которые выходят к Днепру за водой.
