Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 180
Задумчиво глядя перед собой, Киона словно заново переживала эту встречу. Она прижалась к Шарлотте, которая обняла ее еще крепче.
— Я познакомилась с Людвигом только благодаря тебе. Спасибо, милая моя! Ты правильно сделала, что доверилась мне и показала, где он прячется.
В дверь постучали. Это была Эрмина. Похоже, она была удивлена, обнаружив их уютно сидящими в одном кресле с заговорщицким видом.
— И что здесь происходит?
— Ничего, просто болтаем. Но мне пора возвращаться домой, иначе печка погаснет.
Она оставила Киону своей подруге, расцеловав их обеих.
Руффиньяк, Франция, тот же день
Тошан набирался сил со скоростью, обескураживающей Симону. Она достала ему трость, поскольку он настаивал на том, чтобы встать. С Рождества он мог один ходить в уборную, не опасаясь головокружения. Это была наскоро оборудованная комната. Но он даже не думал жаловаться, испытывая огромное чувство благодарности к этим людям, которые спасли ему жизнь и сильно рисковали, укрывая его в своем доме.
Церковные колокола городка били десять ударов, и их глубокий звук отдавался эхом в мансарде, где томился метис. Он ждал прихода своей медсестры с нарастающим нетерпением. «Мне нужны сигареты и книги, — думал он. — Иначе я сбегу отсюда прямо в таком состоянии».
Послышалось характерное царапанье, словно в дверь скребся грызун. Так Симона давала о себе знать. Она считала, что будет вежливее предупреждать своего больного, что она собирается войти.
— Здравствуйте, — с очаровательной улыбкой произнесла женщина. — Брижитт с мужем отправились на мессу. Они взяли с собой Натана, которого мы называем Жаном, чтобы не вызвать подозрений.
Казалось, она испытывает облегчение и гордость от того, что принесла ему теплое молоко с цикорием. Проголодавшийся Тошан поспешил сесть.
— Смотрите, у вас сегодня круассаны. Булочник ухитряется изготавливать их по воскресеньям. Должно быть, он покупает сливочное масло на черном рынке. Я съела один и словно вернулась в довоенный Париж. Ах, парижские круассаны, какое наслаждение! Я также принесла вам варенье и стакан воды.
— Спасибо, я доставляю вам столько хлопот, — мягко произнес Тошан. — Симона, сколько мне еще здесь оставаться? Я хочу услышать ваш медицинский прогноз. Мне нужно выполнить задание, которое я получил в Лондоне. Если бы не это дурацкое происшествие, я был бы уже далеко… Думаю, меня считают погибшим или попавшим в плен к немцам.
— Не могу ничего вам сказать: с пятницы вы не позволяете мне осмотреть рану. Я оставила вам дезинфицирующее средство, мазь и чистые бинты, но я не знаю, насколько вы способны судить о ее состоянии. И дело не только в этом. Мне кажется, что вы также получили сотрясение мозга. Вас нашли под дубом, вы лежали лицом вниз. Мне сказали, что падение произошло с пятиметровой высоты. Тошан, будьте благоразумны: дайте своему организму восстановиться. Вы были без сознания, обескровлены, с высокой температурой. Господь свидетель, я вообще не понимаю, как вы выкарабкались!
— Благодаря вашей заботе, — тут же нашелся метис.
Они быстро поладили и начали обращаться друг к другу по имени. Симона оказалась женщина с веселым и легким характером. После первого осторожного контакта она не обременяла себя условностями, разговаривала много и откровенно. Ее искренность и даже некоторая фамильярность действовали успокаивающе на нервы Тошана.
— У меня для вас сюрприз! — воскликнула она. — Я вам его отдам, если вы позволите мне обработать вашу рану.
— Об этом не может быть и речи! Я знаю, вы сейчас начнете твердить, что я целый месяц находился в ваших опытных руках и ничего не замечал, что вы видели множество других, ассистируя вашему мужу. Но я сам в состоянии о себе позаботиться. Знайте только, что рана мне кажется чистой и заживающей. Однако при ходьбе я испытываю сильную боль.
Симона покачала головой, на ее лице отразилось беспокойство. Наконец, словно нехотя, она вынула из кармана пачку табака и листы папиросной бумаги.
— Я не смогла достать американских сигарет, — с сожалением сказала она. — Свернете мне папироску?
Тошан уже проглотил два круассана с молоком и теперь смаковал варенье. Он чуть не поперхнулся, увидев табак.
— Да вы просто ангел!
— Тише, не кричите!
— Но ведь в доме никого нет!
— Никогда не знаешь, чего ждать. Нужно быть предельно осторожными. И вам следует привыкать разговаривать тише. Ну, так что с папиросой?
Она выложила все необходимое на покрывало. Тошан замешкался.
— Вы что, курите? Моя жена никогда не пробовала, и я этому рад. Это занятие для мужчин, особенно простой табак!
Симона тут же принялась напевать, прикрыв глаза:
Берешь табак пальцами и разминаешь.
У него сильный и острый аромат, как древесный,
Он опьяняет и оставляет во рту
Почти двусмысленный привкус
Крови, любви и отвращения.
— Что это за песня? — с осуждением в голосе спросил Тошан. — Пошлость какая-то.
— Я знаю только припев. Но в Париже она была очень популярна. Мой голос, конечно, не так красив, как у Берт Сильвы. Вы такой строгий, Тошан! С вами дамы не имеют права ни курить, ни петь.
Он наконец решился свернуть ей папиросу, думая об Эрмине.
— Тут вы ошибаетесь. Моя жена — певица. Она пела во многих операх в Квебеке, Монреале и даже Нью-Йорке. В наших краях ее прозвали Соловьем из Валь-Жальбера. Это городок, где она выросла. Некоторые, более поэтичные, предпочитают называть ее Снежным соловьем. Кстати, снег уже выпал? Сколько сантиметров?
Ошеломленная тем, что только что узнала, а также его вопросом, Симона широко раскрыла глаза.
— Не выпало ни единой снежинки. Значит, ваша жена — оперная певица… Она записала пластинки?
— Нет, это было в планах до войны. У нее необыкновенный голос. Журналисты сравнивают его со звучанием хрусталя, но в ее манере исполнения есть кое-что другое. Мина вкладывает частичку души во все свои песни.
Тошан замолчал, к его горлу подступил ком. Он закурил, рассердившись на себя за то, что поддался эмоциям.
— Я глупец! Как и с этим снегом. Полагаю, во Франции не такие снежные зимы, как в Канаде.
— Возможно, мы увидим снег в январе или феврале, — предположила Симона. — Мне очень жаль, вы так погрустнели! Я имела неосторожность напеть эту песенку и напомнила вам о вашей жене, о семье.
— Я не нуждаюсь в песенках, чтобы думать об этом, — сухо отрезал он.
Женщина сильно побледнела и собралась встать.
— Нет, останьтесь, — попросил он. — Простите меня, Симона! Вы балуете меня круассанами, приносите табак, а я веду себя как мужлан. Эрмина часто упрекала меня в том, что мое плохое настроение распространяется на других. Но мне невыносимо сидеть тут взаперти. Вы ничего не знаете о моей прошлой жизни, и это нормально. В наших краях я занимаюсь охотой. Я не могу сидеть дома целыми днями. Зимой я использую любой предлог, чтобы запрячь своих собак и отправиться куда-нибудь на санях. Я могу проехать много миль. Мне нравятся ледяной ветер, мороз, кусающий лицо. Я нуждаюсь в свободе, в просторе…
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 180
