Краудер намеревался созвать пресс-конференцию и заявить, что Клэр Лоран сделала ложное признание, чтобы положить конец дальнейшим преследованиям и неопределенности. Он также собирался безоговорочно отклонить ее признание как сделанное под давлением со стороны общественности, прессы и министерства Джексона Уайлда, а также под впечатлением от утраты подруги и делового компаньона — Ясмин. Краудер, кроме того, должен был объявить о том, что совместными усилиями полиции и прокуратуры выявлены достоверные факты, которые начисто опровергают какую-либо причастность мисс Лоран к убийству и открывают новые аспекты в расследовании. Это, безусловно, несколько задержит его ход, но Краудер хотел еще раз подчеркнуть, что он прежде всего заинтересован в объективном следствии.
Получив напутствие от Краудера, Клэр и Кассиди отправились к Гарриетт Йорк повидать Мэри Кэтрин. Она уже обыграла Гарри во всех партиях джина и горделиво продемонстрировала выигранные восемьдесят два цента.
— Гарри прекрасная Хозяйка, но когда же мы поедем домой, Клэр Луиз?
— Представь, что ты в отпуске, мама. Через несколько дней мы все отправимся домой. — Она притянула к себе мать и крепко обняла ее.
— Ты всегда была замечательной дочерью, — сказала Мэри Кэтрин, погладив Клэр по щеке. — Когда мы приедем домой, я испеку тебе фирменный пирог тети Лорель — «Французский шелк». Вы любите шоколадный пирог, мистер Кассиди?
— Обожаю.
Лицо ее осветилось радостью.
— Тогда мы обязательно его испечем, и вы присоединитесь к нам.
— С удовольствием. Спасибо за приглашение. И вот теперь Клэр, склонив голову на плечо Кассиди, наслаждалась тихим уединением, дарованным им волею случая На потрепанные подушки дивана-качалки они набросили стеганое одеяло. Проржавевшие пружины жалобно скрипели, но Клэр никогда еще не чувствовала себя на этом старом диване так уютно.
— Что, теперь и Джош попадет под твою опеку? — с улыбкой спросил Кассиди.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сердобольная, Клэр, и любишь всех опекать, взваливая на себя чужие проблемы. Мэри Кэтрин. Андре в какой-то степени. Ясмин…
— Только не Ясмин. Это она мне помогла встать на ноги.
— Может быть, в самом начале. Но ты оказалась сильнее ее, Клэр. Ты ведь была опорой «Французского шелка» — и мозговым центром, и творческим гением. Ясмин своим именем, возможно, и помогла тебе выбиться, но со временем она стала больше нуждаться во «Французском шелке», чем он в ней.
Клэр в глубине души сознавала его правоту, но ей казалось, что, согласившись, она предаст память подруги.
— Мне будет не хватать ее. Я иногда ловлю себя на том, что пытаюсь вспомнить, когда же она должна прилететь из Нью-Йорка, но потом с ужасом осознаю, что она не прилетит никогда.
— Это вполне естественно. Должно пройти какое-то время.
— Много времени.
Они помолчали; тишину нарушал лишь скрип качалки. Наконец Кассиди спросил:
— А как насчет меня?
Клэр подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
— Что насчет тебя?
— Меня ты возьмешь под свое крылышко?
— Не знаю, — игриво ответила она. — Мне вовсе ни к чему еще один приемыш. Что мне с тобой делать?
— Ты могла бы познакомить меня со старым кварталом, который ты так любишь и с которым ты связана душой. Учи меня французскому. Рассказывай о своих новых идеях. Обсуждай со мной мои самые интересные дела. Выслушивай мои жалобы. Ходи со мной в кафе-мороженое. Целуйся со мной на людях.
— Другими словами, я должна стать твоей компаньонкой и любовницей.
— Совершенно верно.
Они поцеловались. Во дворике сгущались ароматные сумерки. Где-то неподалеку одинокий саксофон наигрывал томный блюз. По соседству кто-то готовил филе со стручковым перцем.
Кассиди расстегнул жакет Клэр и жестом собственника положил руку на ее грудь Их поцелуй стал более глубоким и страстным. Повернувшись к нему, Клэр потерлась коленом о ширинку его брюк, и он возбужденно прошептал ее имя.
Когда на мгновение их губы разомкнулись, он сказал:
— Ты потрясающая женщина, Клэр Луиз Лоран. Самая волнующая. И самая загадочная.
— Уже нет, Кассиди. — Она обхватила руками его лицо. — Теперь ты знаешь все мои секреты. Все. Надеюсь, ты теперь можешь понять, почему я так часто лгала тебе.
Налицо его появилось то напряженное, мрачное выражение, которое так шло ему и которое Клэр успела полюбить.
— Я никогда не встречал женщины — да и мужчины, впрочем, тоже, — которые могли бы любить так, чтобы пожертвовать ради этой любви своей жизнью. Я знаю, что настоящая любовь именно такой и должна быть, но до встречи с тобой думал, что это недостижимый идеал. Я хочу знать лишь одно: распространяется ли твоя любовь на меня?
Она нежно поцеловала его.
— Я полюбила тебя, как только увидела. Я боялась тебя и сопротивлялась системе, которую ты представлял, но я любила тебя.
— Я не могу предложить тебе слишком многого, — печально сказал он. — Я имею в виду, что я не так состоятелен, как ты. Я люблю свою работу. Хорошо с ней справляюсь, но я не предприниматель. И, пока я на государственной службе, мои финансовые возможности будут ограничены жалованьем. — Его взгляд скользил по ее лицу, впитывая каждую черточку. Затем он прошептал:
— Но я люблю тебя, Клэр. Видит бог, люблю. Ты согласна выйти за меня замуж?
— Это нечестно, — переводя дыхание, вымолвила она, когда он прильнул к ее груди. — Ты спрашиваешь меня в момент слабости.
— Так ты согласна?
— Да.
Взволнованно и неуклюже, они наспех освободились от одежды. И когда их тела слились, вечерний воздух наполнился новыми звуками — счастливыми вздохами влюбленных.
Саксофон уже наигрывал другую мелодию. Кого-то по имени Дезире звали ужинать. Голубая сойка, залетевшая во дворик, села на краешек фонтана, чтобы попить дождевой воды. Повеяло легким бризом, и листики вьющейся глицинии зашуршали о старый кирпич, заставив испуганного хамелеона искать укрытия. Ритмичное поскрипывание дивана-качалки все усиливалось, пока в воздухе не разнесся громкий счастливый стон. Потом все стихло и замерло.
