Я отыскал священника, который посещал своих прихожан на дому, и принялся рассказывать ему о семействе Маннеров, о Ратленде, лгать о своей юной жене и трех дочках, которые теперь потеряли рассудок от горя. Я говорил, что они в Дорсете ждут возвращения мужа и. отца, чья беззаботность граничит с преступлением. Я умолил его обратиться к герцогу Ратлендскому и описать мое ужасное положение. Без всякого труда, льстя ему самым вульгарным образом, соблазняя связями и близостью с аристократией, какой мог похвастаться не всякий англиканский священнослужитель, я постепенно стал приводить свой план в действие. После недолгой заминки (я полагаю, священника — а надо отметить, герцог оказался личностью весьма забывчивой и в тот день после обеда чувствовал себя не лучшим образом — для начала просто вышвырнули через заднюю дверь, предназначенную для торговцев) и все же в скором времени я стал обладателем двухсот фунтов, и я вновь вернулся в мир, словно заново рожденный.
Этот герцог, как мне подумалось, стоил потраченного на него времени. Его назначили лордом-наместником Ирландии в 1784 году или что-то в этом роде, и я последовал за ним в Дублин, заказав комнаты в гостинице «Зеленого колледжа», и принялся повсюду хвастаться своими связями. И снова это принесло некоторую удачу— и сколь отрадно было душе моей, сколь сладостно и упоительно, когда я, революционер по своим убеждениям, мог запросто обвести вокруг пальца любого дворянина. Я стал настоящей местной сенсацией, центром всеобщего внимания в кофейне Лукаса, и если бы счет в шестьдесят фунтов не нарушил моих планов, карьера моя могла бы быть блестящей.
Тогда-то меня и посадили в дублинскую тюрьму Маршалси, но там мне повезло с женой одного из надзирателей, которая всегда приходила посмотреть на всех новых заключенных, имевших мало-мальски приличное платье. Я убедил ее в том, что имею весьма тесные отношения с вице-губернатором и попал в тюрьму по чистому недоразумению. В тот же день меня перевели в лучшую камеру, какая только имелась в Маршалси. Что же касается питания — а надо заметить, ел я в компании уже упомянутой мною женщины и ее любезного супруга, — то пища эта была выше всяких похвал и ничуть не уступала по качеству тем блюдам, что подавались в гостинице «Зеленого колледжа».
Как я предвидел, мои записки герцогу вынудили его предпринять кое-какие действия. Меня освободили и самым деликатным манером препроводили под личным эскортом до пакетбота, который выходил в море со следующим приливом и отправлялся до острова Холихед.
К этому времени я осознал, что единственный способ выжить в этой загнившей стране, где преданные патриотичные джентльмены уничтожали своих соотечественников без малейшего христианского милосердия и без малейших намеков на какую-либо справедливость, это использовать тот дар, который я когда-то обрел и который теперь мне мог пригодиться. Ложь стала моим паспортом, а притворство — визитной карточкой. Месть доставляла мне удовольствие, приятное мщение. Несколько месяцев кряду я осаждал все курорты юга — делая предложения здесь, заняв в долг там, иногда я представлялся англичанином, иногда — ирландцем (даже с большим успехом), временами — шотландцем, — всегда с большой охотой рассказывал самые различные новости из внешнего мира, и всегда мне удавалось каким-либо образом обойти, обыграть статьи закона. Эта игра длилась до тех пор, пока я не попал в Скарборо. Там я допустил существенную ошибку, ввязавшись в политику.
Надобно отметить, что мне оставался один путь — в политику. Поскольку я скучал и желал испытать что-нибудь новое, я заявил, что в интересах герцога Ратлендского (он мог бы весьма пригодиться) я вскоре намерен стать одним из представителей в парламенте от города Скарборо. Я полагаю, наш премьер лорд Лойтер контролирует около десяти мест в нижней палате парламента — в нашем законодательном органе, среди свободно избранных представителей. Во всяком случае, обыватели Скарборо приняли меня, устроили в мою честь торжество, представили меня своим вульгарным дочерям, попытались соблазнить меня торговыми предприятиями, которые могли привести их прямиком к герцогским титулам, однако все мои планы лопнули точно мыльный пузырь, как только им стало известно, что я не в состоянии оплатить собственный счет за гостиницу. Только представь себе жизнь, которую мне, вероятно, довелось бы вести, если бы один или два хозяина гостиницы не проявили завидную настойчивость! Ничего не поделаешь, тем не менее я попытался улизнуть в Лондон. К сожалению, я стал чересчур толстым, а люди из Скарборо оказались куда как проворны. Они добрались до Лондона быстрей меня, встретили меня по приезде, отправили меня обратно и заключили в тюрьму.
В этой самой тюрьме я провел восемь лет. Обо всех этих долгих годах я могу написать единственную правду: они совершенно изменили мою жизнь и сломили дух.
Именно там я и столкнулся с Ньютоном, и, чувствуя его силу и сам еще полный сил, я очаровал его многочисленными историями, иногда правдивыми, иногда вымышленными, рассказами о войне, дуэлях, о путешествиях в далекие, экзотические края, о женщинах, о веселых проделках в кофейнях и будуарах. Я потратил на это невероятное количество времени, и все только затем, чтобы хоть как-то развеять скуку, которая охватила мое сознание, и завоевать хорошее расположение того, кто, как мне думалось, мог мне в дальнейшем весьма пригодиться. Увы, мне слишком хорошо это удалось, однако эта история уже для других записей в моем дневнике.
В тюрьме Скарборо я впервые увидел мою вторую жену, мисс Микелли Нейшен из Девоншира. Она снимала комнаты, дабы подышать свежим морским воздухом, как раз напротив тюрьмы, и как-то раз она заметила меня, а я ее, когда выглянул в маленькое квадратное оконце, летним днем, едва не сходя сума от жажды свежего воздуха. Что-то в моем положении, в моей внешности тронуло ее. Мы посмотрели друг на друга так, точно уже давно были любовниками, смею заметить, она смотрела на меня так потому, что давно желала бы стать таковой, а я-поскольку сразу же почувствовал, что это еще один путь к желанной свободе. Каждый день мы смотрели друг на друга, каждый день в течение шести с половиной часов в день, несколько лет подряд. Могу поклясться в этом. Она отсутствовала, только когда отправилась в Лондон, чтобы попытаться уговорить судейских пересмотреть мое дело, или же уезжала в Девоншир за некоторой суммой денег, дабы оплатить комнаты и проживать в них постоянно.
Со временем она выплатила мои долги, что позволило мне выйти из тюрьмы, и в тот же самый день по специальному разрешению я женился на ней. Первые мои слова, сказанные ей, были: «Благодарю вас!» Вторые: «Ясогласен». Но теперь я обрел свободу и был обречен зарабатывать деньги совершенно законным путем. Я также обрек себя на постоянную защиту самого себя от того страха, который внушал мне Ньютон, оказывая на меня немалое влияние.
В Тивертоне, Девоншир, я разработал проект, который гарантированно позволял в немалой степени приумножить богатства местных торговцев. И в течение последующих восемнадцати месяцев он оправдал себя. Город — точнее, богатое его население — стал относиться ко мне как к чему-то среднему между волшебником и благотворителем. На самом деле мой проект был точной копией того проекта, который мне раскрыл когда-то в тюрьме Ньютон, и в его случае он едва не завершился полным успехом. После восемнадцати месяцев примерного поведения уважаемый гражданин, имеющий маленького ребенка и жену — которую я с трудом выносил и которой я долгое время был верен за все, что она сделала для меня, — благополучно уехал с другой, я отправился в Лондон, чтобы там предаться веселью. Здесь я вновь повстречал Ньютона и попал в его компанию, и согласно его предложению, дабы гарантировать себе определенную безопасность в случае новых все возрастающих долгов, я вновь направил свой взор к политике, принявшись собирать голоса от маленького городка Квин-сборо. Мои счета стали поистине чудовищны по мере того, как я пытался преодолеть взяточничество и коррупцию моих противников на выборах — ноя хочу заявить, Мэри, однажды в парламенте, где о моих долгах никто и слыхом не слыхивал, я бы обязательно провел ряд реформ для моих сторонников. Это не тщеславие и не хвастовство с моей стороны! Но я провалился на выборах и, если говорить коротко, предстал перед кредиторами полным банкротом.
