– Как ты красноречив! – Мудрец нашел в себе силы усмехнуться. – Вот сейчас я действительно убедился в том, что ты мой сын.
– Ты рад этому?
Мудрец протестующе покачал головой.
– Нет. Чем меньше на земле будет таких, как ты, тем проще будет жить остальным. Избавившись от страха смерти, ты тем самым порождаешь великую гордыню, возносясь не только над суетным, ной над тем, что определяет великую истину жизни. Ведь человек теряет смирение, когда ему нечего бояться. А это неизбежно подвигает его к пределу бытия.
– Вот как ты взговорил! – Вульго хищно подался вперед, в глазах его засверкали голодные алые огоньки. – А не задумывался ли ты над тем, что способен породить страх перед смертью!
– Веру в жизнь.
– В жизнь?! Не-ет! Это будет самая ужасная вера. И миллионы, не принявших ее, будут распяты на крестах, а согласившиеся и уверовавшие станут на колени и будут раболепно ожидать грядущего воскрешения. Я пью чужую кровь, а те будут пить свою и заедать свое плотью. И час этой веры близок!
– Я знаю, – сказал Мудрец. – То будет пятым великим действом, когда придет Мессия.
– Ты видишь будущее?
– Нет, я знаю прошлое. А когда-то оно было будущим. Все повторяется, сынок. Неизменной остается лишь кровь, пролитая на белые камни.
Вульго расхохотался.
– Я и представить себе не мог, как же ты мудр. Теперь я понимаю, почему эти люди называют тебя Мудрецом. Я горжусь, что у меня такой отец!
– А я ужасаюсь, что у меня был такой сын.
– Ты спешишь похоронить меня?
– Да, ведь я знаю прошлое.
– Моя мать тоже знала его, – задумчиво прошептал князь.
– Она познала тебя и познала твою суть. Ужасное, порочное деяние, оно неизбежно должно было свершиться, и оно свершилось. Твоя мать поняла, кто ты есть и кем станешь, и тогда она испугалась. Она пожелала избавиться от тебя, но ты опередил, убив ее.
– Точка в точку! – Князь Ночи ухмыльнулся. Лицо его было страшно. – Я рано стал задумываться над смыслом жизни – это твоя вина, папуля. Я много размышлял над тем, от чего ты пытался уйти, о той грани, что разделяет добро и зло. И я пришел к выводу, что нет ни зла, ни добра. Мы уже говорили об этом, но так и не довели до конца наш разговор. Истина… Истина лежит на дне колодца, а суть ее в том, что все, чтоб не творилось в мире, обретается посередине. Абсолюта не существует – ни в ту, ни в другую сторону. Нет ни черного, ни белого. Признаки абсолюта присущи лишь одной-единственной вещи – Вечности, если, конечно, повернется язык именовать Вечность вещью. Все остальное относительно, и потому оно не может быть оценено одним цветом. Разве снег белый? Всмотрись в снежинку – и ты увидишь в ней мириады красок. От золотистой и голубой до той, что мы по незнанию готовы считать черной. Но разве сажа черна? Нелепо даже думать об этом. Сажа окрашена во все цвета радуги и то множество оттенков, что поглощает, скрывая от наших глаз, напитанный влагой воздух. Просто эти цвета перемешиваются между собой столь причудливо, что порождают ощущение черноты. Ни белый, ни черный. Ни света, ни тьмы, ни добра, ни зла. Все посередине. И ты, и я, и каждый. Где-то берут верх темные тона, где-то – светлые: но истина всегда посередине. И истина эта именуется тенью. Ты и впрямь полагал, что силу мне дает кровь? – Князь Ночи усмехнулся. – Нет. Кровь давала силу старому Вульго. Кровь давала силу моей матери. Я же пошел дальше их. Будь я сыном Вульго, я б, верно, остался обычным, живущим кровью и страхом вампиром. Я прожил бы лет двести, а, может, все девятьсот, и, в конце концов, умер бы от заворота кишок или пронзенный осиновым колом, какой вбил бы в мою грудь какой-нибудь неуемный искатель приключений. Но, к счастью, моим отцом был ты, владеющий тайною жизни. Я – плоть от твоей плоти. Через тебя я познал, сколь велик и многообразен мир, какие глубокие тайны сокрыты в нем. Твоя кровь одарила меня жаждой познания, которая была чужда Вульго из башни и почти чужда моей матери. Я приобрел вкус к философии и магическим ритуалам. Осмысливая силу, которой владеешь ты, я неизменно приходил к мысли, что должна существовать сила не менее, а даже более могущественная. Ведь не может же множество бытия держаться лишь на одной силе – силе бесконечного времени. Должно быть еще нечто, такое же вечное и могущественное. Как-то, роясь в лавке старьевщика в Дамаске, я нашел манускрипт, тот самый, который привлек твое внимание. Трактат о тени. Пробежав глазами первые строки, я понял, что наконец отыскал то, что так долго пытался найти. Я нашел силу, равной которой не существует. Уйдет все, даже время может скорчиться в спазме коллапса, но тень вечна. Покуда нет абсолютного единообразия, а оно невозможно, так как даже первопричинный хаос бесконечно многолик, даже ячеи первовещества отличаются одна от другой – почти неуловимо, но отличаются, если не физическими параметрами, то хотя бы своим отношением ко времени. Та, на которую мы обращаем взгляд в последнюю очередь, всегда будет чуточку старше своей предшественницы. Вот в этом многообразии и заложена основа могущества тени. Тень есть всегда. Лишь изощренный ум мечтателя может вообразить нечто, не отбрасывающее тени. Но это будет фантазией, не более. И я понял, для того, чтобы достичь абсолютного могущества, необходимо слиться с тенью. Это оказалось не столь сложно, как думалось вначале, хотя чтоб научиться этому, потребовался не один год. Но настал день, и однажды я смог слиться с тенью полностью, я растворился в ней. Тогда я пришел к матери и сказал ей: мама, порадуйся за своего сына! Есть люди, рожденные страхом, а я рожден тенью! Но вместо радости я увидел злобу в ее глазах. Понимаешь, папуля, злобу! Она попыталась убить меня, но я легко увернулся от брошенного ею ножа, использовав отбрасываемую им тень. А потом я разорвал ей горло и вкусил сладкой материнской крови. Ведь у нас уже была дочь, и роду Вульго более не грозила опасность угаснуть. Так я поступил с моей мамой. Она была слишком впечатлительна, как и моя дочь. Женщины порой бывают чрезмерно впечатлительны, ты не находишь? – Мудрец не ответил. Тогда Вульго изобразил улыбку и поинтересовался:
– Я кажусь тебе чудовищем?
– Сдается, ты пытаешься кокетничать! – сурово заметил Мудрец.
– Чуть-чуть, – признался князь.
– Ты не чудовище. Прости меня, если я в запале назвал тебя этим именем. На самом деле ты обычная, мелкая, серая, жаждущая крови тварь, каких немало на этом свете.
Щеку Князя Ночи дернуло мелким тиком.
– Тварь! – прошептал он. – Тварность – ничего себе слово. Тварь, кто это есть? То, что непохоже на тебя?
– Что не похоже на человека.
– Плохое, хорошее или просто непохожее, недоступное человеческому восприятию?
Мудрец задумался и после короткой паузы ответил:
– Наверно, недоступное.
– Тогда я принимаю это имя – тварь! – Вульго издал змеиное шипение. – Чего ты ждешь, Келрун? На что надеешься?
– Не знаю, – честно признался Мудрец.
