Они сидели на грубо сколоченных табуретах, согревая руки у единственного медника (на гипокауст топлива не хватало). От него да от двух сальных свечей, прилепленных к разбитому столу, исходил слабый свет. Разбитые окна были заткнуты тряпками. Комнату это не портило, потому что больше изуродовать было попросту невозможно. Слуга принес хлеб, сыр и эль. Доморощенный напиток налили в великолепные стеклянные кубки из серебряного графина. Пиратам все же не удалось прибрать к рукам все. Рулл сказал, что продаст сохранившиеся у них ценности, если найдет покупателя, согласного заплатить справедливую цену.
— У меня убиты и сын, и зять, — добавил он. — Их жены и дети нуждаются сейчас не в фамильных ценностях, а в деньгах.
Красивой седой бородой и интеллигентной речью он напомнил Грациллонию Апулея или Авсония. (Господи, помилуй, сколько лет прошло с тех пор, как Грациллоний встретил поэта?)
— Прошу простить за скромное угощение.
— Кто может предложить больше самого лучшего, что у него есть? — ответил Грациллоний. Так говаривал его отец.
— Ну, вам-то известно лучше, чем кому-либо, что значит опуститься на дно. Раньше, конечно, у нас все было по-другому. Когда я был ребенком, город цвел. Торговля, однако, год от году хирела, так что катастрофа наша все же не столь тяжела, как у вас.
— Вы полагаете, вам удастся отстроить город заново?
— Разумеется, не таким, каким он был когда-то. Сейчас все это кажется маловероятным, но, может, мы что-нибудь и восстановим. Только Господь мог воскресить Лазаря.
— В чем вы нуждаетесь?
— Прежде всего, в уверенности, что это не повторится. То есть в надежной защите.
— Вот для этого я к вам и приехал.
Рулл внимательно посмотрел гостю в лицо:
— Я так и думал. Слухи и до нас доходят.
— Слухи могут быть и неверными. Я не предлагаю вам нарушать закон.
«Да уж, как же, не предлагаю, — подумал Грациллоний. — Придется рисковать, ничего не поделаешь. Пусть Гезокрибат будет моим свидетелем».
— Можно обучать горожан и сельских жителей самообороне… пока не придет воинское подкрепление.
Рулл поднял брови:
— А если оно не придет?
— Давайте договариваться. Пусть ваши люди к нам присоединятся, и мы все вместе организуем линию связи — маяки, гонцы, — так, чтобы люди, живущие в отдалении, могли вовремя прийти на помощь.
— В гражданском качестве, конечно.
— Разумеется, — ответил Грациллоний так же сухо.
Рулл вздохнул:
— Великолепная фантазия.
— Она стала явью.
— Знаю. На мысе Сизун скоттов поджидал страшный сюрприз. Да и другие были эпизоды. — Рулл покачал головой. — Но вы же видите, Гезокрибат к этому не готов. Город должен быть жизнеспособным, таким, чтобы его стоило спасать, готовым принять участие в общей обороне.
— Это можно будет сделать. Во всяком случае, ради будущего мы возьмемся охранять его. Через год-другой вы и сами это почувствуете. Я найду вам необходимое количество людей для охраны.
Рулл поднял палец:
— Но оборона, о которой вы думаете, будет недостаточной.
— Говорю вам, мы можем справиться с варварами.
— Я имею в виду сборщиков налогов, — Рулл помрачнел. — Нет ни малейшей надежды на то, что нас освободят от налогов, несмотря на несчастье. Правительство отчаянно ищет деньги, словно голодный человек, поедающий посевное зерно. Если на будущий год не уплачу налогов, меня уберут вместе со всеми так называемыми свободными людьми, начиная от знатных горожан и кончая последним рыбаком.
— Обратитесь в Арелату, а если надо, то и в Рим, в Равенну. Могу помочь. У меня есть несколько влиятельных друзей.
Рулл по-прежнему был настроен скептически.
— Боюсь, шансы на успех у нас минимальны. И даже если к нам проявят снисходительность, зачем восстанавливать город? Как только мы что-нибудь сделаем, нас тут же выжмут, как губку. Лучше поискать протекции крупного землевладельца. Я, правда, не собираюсь делаться его рабом. Может, монахи в Туроне приютят меня… Да ладно. К чему в наше время жалеть стариков? Молодые… вот о ком плакать надо…
— Постойте! — воскликнул Грациллоний. — Я думал над этим. Если ничего другого не получится, Конфлюэнт сможет помочь вашему городу продержаться на плаву, пока вы не оправитесь.
Рулл с минуту помолчал, а потом медленно сказал:
— Такая благотворительность ошеломляет.
Грациллоний улыбнулся:
— Мы руководствуемся эгоистическими причинами. Арморика, и Конфлюэнт в том числе, нуждаются в вашем порте. Ведь он — главная связь с Британией.
— Будет ли теперь от него польза? — озадачился Рулл.
— Что вы имеете в виду? Конечно, будет. Торговля, общая оборона…
— А вы не слышали?
Грациллонию показалось, что холод, окружавший их, обратился в нож и поразил его.
— Я был… в дороге. Встречался с вождями племен.
— А! — Рулл кивнул. — Эту новость мы услышали три дня назад от очередной группы беженцев, явившихся в Арморику в поисках лучшей жизни. Пираты отправились на зимние квартиры, и… эти бездомные прибыли сюда. Им стало известно, что тут у нас безопасная гавань, хотя, по сути, и гавани-то не осталось.
— Клянусь Геркулесом! Не мучайте меня. Что они рассказали?
— Прошу прощения. Это все так неприятно. Легионы, стоящие в Британии, — вернее, то, что от них осталось, — устроили бунт, сместили епархиальное правительство и провозгласили императором своего человека, Марка.
— Марк, — прошептал Грациллоний. В этот момент он лишь подумал о том, что это — имя его отца и его сына.
— Так что иммигранты скоро обнаружат свою ошибку, — продолжил Рулл. — Когда Марк придет в Галлию, у нас начнется новая гражданская война.
IV
Год подошел к зимнему солнцестоянию, и мороз усилился. Одита и Стегир замерзли, толстое снежное одеяло укрыло берега. С голых ветвей деревьев, крыш и зубцов крепостной стены свешивались сосульки, словно опущенные наконечниками вниз стрелы. Бороды индевели за несколько минут. На безоблачное небо ненадолго являлось бледное солнце. Ночи были на удивление светлыми. Забредавшие к ним иногда путешественники говорили, что такая погода стоит сейчас во всей северной Галлии.
Армориканцы из-за скудного урожая скромно праздновали зимнее солнцестояние. Не так было в Конфлюэнте и его окрестностях. Здесь праздник отмечали изобильно и радостно. Слышалось громкое пение, горели костры, зовущие солнце домой. Люди сумели прожить трудный год и возлагали надежды на будущий. Саксы обходили их стороной, так что в маленьких уютных домах все могли быть спокойны до весны.
