воитель забирал посуду и молча уходил, оставляя ее одну.
Иногда, когда спать на полу было невыносимо от холода, Этна пыталась представить, что ее согревает огонь. Она не знала, было ли ощущение настоящим или ложным, но ей казалось, что пламя расползалось по ее ослабшему телу, согревая его. Порой она хотела поджечь саму себя. Свою одежду. Чтобы хоть немного согреться и перестать думать о том, сколько еще она протянет в таком поганом положении. Один раз у нее вышло. Ненадолго. Рубашка, загоревшаяся на ней, прогорела всего пару минут, вызвав у Спящей истерический смех. А потом кто-то пришел и потушил пламя, которое совсем не испортило ткани — она чувствовала это. Больше Этна не пыталась вызвать огонь, боясь своей реакции на это маленькое живое чудо. Еще одна такая выходка и она точно сойдет здесь с ума и ни один шаман после будет не в состоянии помочь ей.
Когда дверь в камеру с привычным лязгом отворилась, Этна подумала о том, что вновь пришел Андерс с едой. Хоть что-то хорошее, что произошло за эти сутки. Она была голодна.
— Все еще упрямишься? — раздался голос Кая. Значит, сегодня без еды. Он так давно не приходил к ней. Наверное, был занят своими королевскими делами. Это вызвало у Этны усмешку.
— Как будто есть иной выход.
— Есть. Просто согласись стать моей королевой.
Она услышала, как он приблизился, опускаясь рядом с ней. Рука русала почти что нежно прикоснулась к грязной щеке Этны. Она даже не дернулась, прижимаясь кожей к его ладони. Согласись стать моей королевой. Это ведь так просто. И больше не нужно будет мучиться, стараясь поудобней улечься на холодном полу. Больше не нужно будет есть как собачонке с пола. Она увидит забытый свет и позволит солнцам мягко поцеловать свои щеки. Она сможет смыть с себя всю грязь и вновь зажить прежней жизнью. Ну, или почти прежней. Нужно всего лишь согласиться на его условия. Спящая ведь все равно хотела быть королевой. Так не все ли равно, будет она сидеть на троне в окружении двух названных сестер или Изгнанника?
— Я согласна.
Глава 27
Свет. Такой яркий и ласковый. Она видела три солнца и просто улыбалась. Видела грязную темницу и суровые лица стражников и чувствовала радость. Она могла видеть. Вновь. Мир больше не ограничивался плотной повязкой на глазах. А руки? Она едва ощущала их, когда смогла вытянуть перед собой, больше не чувствуя тяжести стали. Кожа на запястьях была стерта из-за жесткости наручей, но зато она вновь могла двигать своими руками. Кровь, хлынувшая в затекшие и немного опухшие конечности, отзывалась неприятным покалыванием. Но лучше так, чем вовсе не иметь возможности шевелить частью своего тела.
Она сдалась на его милость. Признала поражение. Но лучше так. Зато она свободна и будет сидеть на троне, как ей и положено. В конце концов, она получила то, что заслужила. Отвержение единственного друга, убогая жизнь и монстр под боком, ласково говорящий о том, что она будет величественной королевой.
Коронация была назначена на завтрашнее утро. Как приятно вновь различать день и ночь. А до этого нужно было привести себя в порядок. Швеи и портные торопливо шили их с Каем наряды для коронации. Мастера изготавливали новые короны. Завтра им предстоит явиться пред народом и доказать свою власть. Точнее, просто явить ее. Кай сказал, что в обязательном порядке созвал весь Форланд. Интересно, когда она увидит Калисто в толпе, покажет ли та свое сожаление? Если бы не ее ложь, подобного можно было бы избежать. А когда среди людей континента мелькнет лицо Ауреи, признается ли Этна сама себе, что все это время шаманка искренне желала ей добра и оберегала ее? Если бы тогда она послушала ее, то сейчас Кай так и сидел бы на Западе, а все шло своим чередом.
Собственное отражение в зеркале вызвало жалость. После заключения волосы Спящей были похожи на один большой спутанный и сальный клок прядей. Лицо было серым и уставшим — это вряд ли сможет скрыть даже косметика, хотя служанки и могут попытаться, она с удовольствием понаблюдает за их провалом. Она похудела за эти… семь дней? Кажется, прошло больше, гораздо больше. Впрочем, остро очерченым скулам было плевать на то, сколько времени она провела в заключении. Единственное, что осталось неизменным — это шрамы. Они все также прочерчивали ее лицо, как карандаш бумагу.
Избавившись от грязной и воняющей одежды, Этна не без удовольствия полезла в горячую воду, которую для нее набрали в купальне, предварительно выгнав служанок. Казалось бы, после долгого пребывания в одиночестве она должна жаждать внимания людей и их общества. Но сложно было назвать обществом стайку тихих служанок, желающих поскорее выполнить свою работу и уйти. Поэтому она осталась одна. Откисая в горячей воде и вдыхая в себя пары масел, Этна думала о предстоящем дне. Она не хотела бороться. Больше не хотела. Не все ли равно, что будет с этим обреченным континентом? Кай верно сказал — Драмэйды не один век служили людям и посему смогут проделать это еще неопределенный срок. Не зря они все же были созданы. А Смерть… может и правда не стоило возвращать ее.
После ванны, расчесав темные влажные волосы и укутавшись в махровый халат, чтобы не ощущать холода, Этна присела перед не зажженым камином. Там лежала пара дров, и она прикоснулась к ним. Пламя, будто и не забывало о ней никогда, с легкостью перебросилось с ее пальцев на дерево, поджигая его и приветствуя ее кисти горячими поцелуями. Этна слабо улыбнулась. Приятно было осознавать, что она не растеряла способности призывать силу. Хоть что-то у нее осталось от прежней себя. От той себя, что никогда не была заперта в темнице без еды, воды и света.
Дверь в покои тихо открылась и почти сразу же закрылась. Этне не нужно было видеть, кто пришел. Казалось, после всего, что произошло, она угадывала ауру Кая и без особых навыков. Его тихая поступь была приглушена ковром. Внимательный взгляд древних глаз, казалось, прожигал ей затылок, вызывая мурашки. Сможет ли она когда-нибудь перестать чувствовать ужас рядом с ним? После того, как жестоко он обошелся с ней?
— Надеюсь, ты не тренируешься для того, чтобы вновь обжечь меня, — в его голосе послышалась улыбка, но Этна не улыбнулась. Он пытался показать мягкость и доброжелательность, но она знала, что за этими чувствами прячутся острые зубы, готовые растерзать
