татуировки. Он так и не узнал.
— Бунтарка. — Габриэль повторяет это слово, и моя кожа покрывается колючками. — Мне нравится это в тебе. Ты никому не позволяешь указывать, как тебе жить.
— Какое-то время позволяла. — Я прикусила губу. — В некотором смысле, я всегда так делала. Мне просто удавалось понемногу бунтовать. Но я не смогла бы зайти так далеко без твоей помощи.
— С удовольствием помог. — Габриэль хихикает, в его голосе звучит явный намек, и обхватывает меня за плечи, притягивая ближе, когда он снова натягивает на нас одеяла. Его обнаженное тело прижимается к моему, теплое и твердое. — Поспи сегодня здесь, — пробормотал он, его голос уже стал сонным.
Я знаю, что утром будет сложнее уйти. Но мне тепло и уютно, и я не хочу вставать. Меня никогда так не держали, и я боялась, что никогда и не будут. Но под тяжестью руки Габриэля я чувствую себя в безопасности, а не в ловушке. Защищенной, а не в клетке. Тепло его тела, погружающегося в мое, похоже на теплое одеяло в холодную ночь, и я не могу отделаться от мысли, что никогда не смогу насытиться им, если это будет со мной всегда. И я хочу остаться здесь, хотя бы на эту ночь.
Я хочу лежать в его объятиях, потому что впервые мне кажется, что я могу заснуть без таблеток, и мне не будут сниться кошмары. Впервые за несколько месяцев я могу нормально выспаться.
Я закрываю глаза, и все, что мне снится, это Габриэль.
27
ГАБРИЭЛЬ
Она засыпает почти сразу, дышит мягко и глубоко, такого сна у нее без лекарств я еще не видел. Я не могу побороть чувство удовлетворения, которое испытываю при этом. Женщина, лежащая в моих объятиях, на миллион миль отличается от испуганной версии Беллы, которая совсем недавно просыпалась с криками от кошмаров. И ее упорство, ее настойчивость заставляют меня еще больше восхищаться ею.
Я устал, но сон не приходит ко мне так же легко, как к Белле. Я хочу лежать здесь и вспоминать, как она прижимается ко мне, как ее теплое, стройное тело изгибается в моем. Прошло так много времени с тех пор, как у меня это было. С тех пор как я засыпал с кем-то еще так близко ко мне. Когда я обнимал кого-то после близости и чувствовал, как она засыпает в моих объятиях.
Я хочу запомнить все это — ее тихое дыхание, растрепанные волосы, падающие мне на плечо, шелковистую влажность ее кожи под моими пальцами. Все это, так же сильно влияет и на меня, как и ощущение того, что я нахожусь внутри нее, акт того, что я наконец-то научил ее, что значит получать удовольствие от секса, а не боль.
Я более чем немного потрясен. С каждым шагом, который мы с Беллой делали, я не мог игнорировать тяжесть того, что мы делаем вместе, близость этого, которая больше, чем просто обычные первые разы. С ней все это значит гораздо больше, потому что она так сильно доверяет мне, и так полно отдалась мне.
Я думал, что это не будет сильно отличаться от всего остального, что мы делали. Я говорил ей правду, когда говорил, что никогда раньше не был ни у кого первым, но не ожидал, что это окажет такое сильное влияние.
Я не хочу отпускать ее. Я не хочу, чтобы все закончилось этой ночью. Теперь между нами все должно быть кончено, наступающее утро — то, что разрушает нашу близость, и я не знаю, как я могу вернуться к тому, что было раньше. Как я могу притвориться не то, чтобы это никогда не происходило, но и что это нечто, что можно легко спрятать в прошлое, пока мы продолжаем жить после.
Я забочусь о ней. Я хочу ее — сейчас, как никогда. Возможно, я даже влюбляюсь в нее, и это чертовски пугает меня, потому что я не представляю, насколько глубоко я могу проникнуть в это чувство, если позволю ему возникнуть. Я уверен, что в какой-то момент я разочарую ее. Будет что-то, чего я не смогу дать, мои страхи потери и старые раны отравят все новое, что мы попытаемся создать, и я разобью ей сердце.
Она заслуживает лучшего, чем я. Это — подталкивать ее к тому, что ее ждет будущее с кем-то таким же блестящим, ярким и жаждущим, как она, это все, что я могу для нее сделать. Все, что я должен для нее сделать. Это не может повториться. Один раз — так мы договорились. Теперь мы не можем изменить правила. А когда мы проснемся, все линии придется перерисовывать заново.
Я успокаиваю себя тем, что до сих пор мы справлялись с этим. Мы будем делать это снова.
Главное, чтобы я не потерял ее совсем.
* * *
Когда я просыпаюсь, то оказываюсь перед Беллой. Ее мягкие изгибы прижаты к моим, мой член твердо стоит на ее спине, и соблазн перевернуть ее и вылизывать ее киску, пока она не проснется, а потом зарыться в нее, почти невыносим. Но я заставляю себя встать с кровати, одеваюсь и оставляю ее спать, а сам отправляюсь вниз на тренировку. Мое тело протестует против этого решения на каждом шагу.
Сосредоточиться почти невозможно. Мы тренируемся вместе уже пару недель, стабильно, и делаем гораздо больше. Мой спортзал, мое личное убежище, теперь заполнен воспоминаниями о том, как Белла выкрикивает мое имя, как я впервые прикасаюсь к ней дюжиной разных способов, как она впервые прикасается ко мне в ответ. Трудно заниматься спортом с эрекцией, а моя никак не хочет спадать. Я сдаюсь на полпути, упираюсь коленом в скамью, освобождаю член и обхватываю его рукой, быстро и жестко поглаживая себя под слайд-шоу воспоминаний о Белле в моем сознании.
Когда я кончаю, этого уже недостаточно. Я не думаю, что что-то еще, кроме нее, когда-либо будет достаточно хорошим, когда-либо снова. Эта мысль угнетает, потому что я уже знаю, что давно перестал хотеть женщин наобум. Я хочу Беллу, и, хотя я никогда не стану давить на нее, требуя большего, чем она готова дать, мысль о том, что мне дали попробовать нечто столь совершенное, а потом потерять это, заставляет мою грудь болеть.
И все же я не хочу возвращать все назад. Даже если я больше никогда не прикоснусь к ней.
Когда я возвращаюсь
