язвительности, и холодности в тоне.
Настя подошла к двери дома первой и дёрнула её на себя. Та не поддалась. Тогда Мирон аккуратно нажал на дверную ручку и пропустил женщину внутрь.
– Спасибо,– тихо отозвалась она и вошла.
Мирон включил общий свет в гостиной. Настя, обняв себя за локти, сдержанно огляделась и спросила:
– Можно тёплой воды?
– Пойдём в кухню,– предложил Мирон.
Она бесшумно прошла за ним. Он молча включил чайник, молча подождал, пока тот чуть нагреет воду, молча налил стакан и подал ей. Настя сделала крупный глоток, поставила стакан на край кухонного островка и сделала глубокий вдох. Но начать не решалась.
– Присаживайся,– указал Мирон на высокий стул у островка, а сам, скрестив руки на груди, оперся поясницей на столешницу кухонного шкафа напротив.
Настя сдержанно села и молча рассматривала обстановку.
– Ты могла бы позвонить,– сухо произнёс он, чтобы как-то подтолкнуть её к разговору. С другими не церемонился бы, но с ней сейчас почему-то колебался.
– Не было твоего номера… Я не сохранила контакты,– едва слышно ответила она, снова взяла стакан и осушила его.
Ещё не зная причины такого позднего появления гостьи, Мирон с замиранием сердца смотрел на Настю и всё больше приходил к выводу, что у неё произошло что-то серьёзное. При свете он заметил, что она похудела, кожа уже не светилась здоровьем, в движениях не было прежней энергии.
– Ты могла меня не застать,– заметил он, когда Настя бросила на него короткий взгляд.– Я недавно вернулся в Ростов… Ты приходила раньше?
– Нет… Сегодня впервые… Я не собиралась… Но у меня кое-что случилось и, испробовав все варианты решения, поняла, что ты мой последний…
Мирон нахмурился и сузил глаза. Настя сделала короткую паузу, неодобрительно окинула его обнажённого по пояс и снова продолжила:
– И я не строю иллюзий: я была резка с тобой, а мужчины не прощают такого поведения… Вполне допускаю, что ты пошлёшь меня куда подальше. И всё же я должна знать наверняка…
– Давай без прелюдий… Рассказывай, что случилось?– с внутренним нетерпением перебил Мирон и сел напротив.
– Да… Я расскажу,– на секунду поморщилась она, будто от боли где-то внутри, и, выпрямившись, начала…
Как оказалось, Настя когда-то была замужем, а после развода осталась жить в квартире, купленной мужем после свадьбы. По праву совместно нажитого имущества она уже владела одной половиной, а вторую выкупила в кредит, поскольку муж переезжал в другой город к новой жене и ребёнку. Но несколько дней назад неожиданно выяснилось, что квартира была не куплена, а подарена Вячеславу Бурмистрову его отцом до свадьбы, и в этом случае права на вторую половину были переданы ей ошибочно. Какие-либо сведения о выкупе второй половины в Росреестре отсутствовали. И теперь бывшие родственники требовали у Насти вернуть либо стоимость квартиры, либо освободить её полностью. Как произошла эта ошибка и почему Росреестр допустил такое, она и понятия не имела, но решение суда уже было на руках семьи Бурмистровых, а приставы дали ей месяц на выселение.
Настя говорила ровно, держалась достойно, но в глазах таилось столько бури. И она явно не хотела показывать этого, видимо, поэтому опускала их и старалась не смотреть прямо на него. Но иногда она замолкала, словно борясь с собой, глубоко вздыхала, чтобы усмирить дрожь в голосе. Однако та всё равно прорывалась.
Мирон слушал внимательно, и в мыслях уже зрели варианты решения. Но сейчас была ночь, и сделать хоть сколько-нибудь необходимое для Насти он не мог.
– Я много чего понимаю, но этого знать не могла. Я не провидица, чтобы читать во сне никогда не виданные документы. Ничто этого не предвещало. Я выплатила долг. Мы нотариально заверили факт выкупа половины и всё оформили в Росреестре. А несколько дней назад Слава позвонил и сказал, что подселит на законную половину гастарбайтеров, так как ему нужны деньги. И проблема в том, что он действительно может это сделать. Я даже двери боюсь кому-то открывать…
Настя зло уронила руки на стол и, положив на них голову, выдохнула:
– Господи, откуда берутся такие моральные уроды?!
Мирон сурово молчал. Разное и в его жизни случалось, часто сталкивался с недобросовестными людьми, но унижать и запугивать женщину, с которой тебя связывали не просто отношения, а несколько лет брака, родить ребёнка втайне от жены и бросить её – это предел мужского бесчестия.
– Ты предпринимала какие-то действия?– тихо спросил он.
– Какие действия?!– подняла голову она и снова ссутулилась.– Я уже неделю бегаю по разным инстанциям. Того нотариуса уже нет в живых, а журналы с регистрацией сделок отсутствуют. Мне отказывают в срочном рассмотрении вопроса, потому что закон на их стороне. Сказали подавать апелляцию… Но сколько я буду ходить по судам и сколько ещё потрачу? Я же знаю, что Слава покупал квартиру. Мы вместе были в Росреестре, но его документов у меня не осталось. И я не знаю, как это доказать…
Настя ещё больше ссутулилась, словно потеряла силы себя держать, и поставила локти на столешницу. Соединив ладони и уткнувшись в них носом, она продолжила:
– Сейчас всё упирается в одно огромное но! Я не могу нанять адвоката, а даже если найму, не факт, что докажу свою правоту, а пока буду решать вопрос, меня выселят. Съёмное жильё не смогу себе позволить… Ко всему этому отцу внезапно потребовалась платная операция, за ним и матери поплохело. Оба до сих пор на восстановительном лечении. На всё это ушёл новый кредит. Если вернусь в родительский дом, то не смогу зарабатывать и закрывать долги – и в их посёлке, и поблизости нет высокооплачиваемой работы!
Настя умыла лицо ладонями, сжалась вся, а потом просто уронила руки, повела плечами от напряжения и неподвижным взглядом замерла на Мироне.
– Как оказалось, в моём списке знакомых нет никого, влиятельнее тебя. Пойми меня правильно: я не денег прошу. Если бы могла кому-то заплатить за решение этой проблемы, в лепёшку расшиблась бы, но нашла любые деньги. Я чувствую, что правда на моей стороне. Но… у меня нет выходов на таких людей, и силы вот-вот закончатся. А у таких, как ты, есть серьёзные связи, знакомые, друзья… Ну… а если нет, то, может, ты, в конце концов, дашь дельный совет…
– А иначе ты бы ко мне не пришла,– хмуро щурясь, заключил Мирон.
Настя прикусила нижнюю губу и коротко кивнула.
– Я никогда не прошу помощи, но сейчас просто безвыходная ситуация…
Она снова опустила глаза и сжала губы, будто не хотела о чём-то говорить, но
