— Не думал, что меня сможет еще хоть что-то удивить. Значит, ты решила воскреснуть без моей помощи.
Луна изогнулась, закогтила руками воздух и свалилась с его коленей на жесткую покрытую коркой льда землю. Изо рта ее вырвался хрип вперемешку с кровью, ногти изогнулись, а пальцы, напротив стали втягиваться.
— Ну же, девочка, оборачивайся. — Кирис рвал глотку, не предназначенную для рыка, звал, как отец зовет молодняк, приветствуя первый оборот в зверя. Клятое новолуние делало оборот очень сложным, так еще и Луна была только на половину снежным барсом. Но Кирис чувствовал в ней зверя, он увидел его в тот самый миг, когда Луна обнажила клыки на празднике маркизов Де Шталль. Не поверил, счел за иллюзию, созданную воспаленным разумом. Но теперь видел, как укорачиваются нежные пальцы, как проступает серебристая шерсть, как изгибается спина, заставляя перетечь тело в другое состояние. Дочь. Его дочь. Кирис не поверил словам Ледяного короля, когда тот сказал, что Луна была его дочерью, да и не важно ему было, чье семя дало ей жизнь, главное, что она была дочерью Анаит. А теперь… теперь он надеялся, что кровь снежных барсов позволит ей выжить. Он ведь понимал, каким образом Ледяной король хотел достать ее из мертвых и не пожелал бы своей дочери судьбы савойя.
С хрустом, свидетельствующим о дикой боли, ее конечности изменялись. Зверь внутри девушки не хотел умирать, расставшись с магией. Его больше ничего не сдерживало, и он смог наконец-то сломать клетку человеческого тела. Зверь помнил, где избранная им пара и поспешил к Ришару, с рычанием бросившись на окружавших его савойя. А Ришар распахнул для нее объятья, и кошка размером почти с Мантикора прижалась к нему косматой головой, заскулила жалобно, жалуясь на жестокую сталь, на тяжелый запах старой крови и на чужака, который смел прикасаться к ее телу и держать в плену дух.
— Не причинять ей вреда, — устало сказал Авит, — Все же она станет вашей королевой.
Савойя отпрянули, зажимая раны руками. Для них он был богом, явление которого на землю они застали, но Авиту было плевать на немертвых. Ледяной король смотрел на то, как обличье снежной кошки сходит с его возлюбленной. Ему очень хотелось оттеснить прочь мага огня, обнять девушку вместо него. Он был с ней дольше, он поддерживал ее, когда колдун даже не знал о ее существовании. Именно он излечил ее после отравления полуночным пионом, он удержал ее сознание от безумия, он пробудил ее магию. Ночь за ночью он создавал ее, сотканную из лунного света, совершенную эльфийку, темную как и он сам, королеву его нового двора. А она обнимала другого, проклятая кровь снежных барсов привела ее в руки колдуна. В них же она стояла теперь, обнаженная, дрожащая, рожденная заново, но не менее желанная даже такая. На Авита уставилась пара ярких зеленых глаз. Глаз зверя. Даже в человеческом обличье, глаза Луны сохранили цвет глаз ее барса. Она озиралась кругом, слепая без магии, трогала свои руки, ладони Ришара, вела чувствительным носом, который улавливал тысячи запахов, прикасалась к ушам, в которых гремела кровь. Луна не чувствовала себя собой, будто кусок ее души вместе с магией остался у Ледяного короля. Но сердце ее стучало, рядом находился Ришар, а значит, она выживет. Пожелай Авит сейчас, он бы мог уничтожить Ришара, оставить ее себе, забрать силой. Мог бы. Но не стал. Авит хорошо помнил характер снежных барсов, забери сейчас у нее пару, она погибнет от тоски через неделю. Нет… Барсы редко переживают смерть избранного, превращаются в тень себя прежних. А Авиту не нужна была тень, ему нужно было все.
– Сколько нас сейчас? – последовал вопрос, обращенный к неровной шеренге шевалье. Ледяной король смотрел на своего пророка, эльфийки он будто больше не видел.
– Триста тысяч и наше число продолжает расти, – не без гордости промолвил Лекар, вычтя в уме погибших после смерти Люмьера савойя. Лекар де Рвиль смотрел на своего предка с благоговейным ужасом. Перед глазами все еще стояло мгновение, когда он явился из камня, соткался из звездного света вечной ночи. Господин все еще не казался полностью реальным, а может быть ему никогда и не ступить до конца на эту сторону реальности. Лекар видел его острые уши, по-эльфийски вытянутое скуластое лицо. Видел, что волосы его движутся, словно живые, но отказывался верить, что их повелитель, тот, чьего возвращения они ждали – эльф.
– Убить половину. – Приказал Король, поглядев на дрожащую в легком платье Марину. Она подняла голову, даже невзирая на то, что тело ее кололо тысячей игл. Марина согласилась помочь Авиту при единственным условии, он убьет больше савойя, чем сможет ее брат за тысячу лет, – Сколько женщин?
–Женщин около ста тысяч, – Лекару показалось, что тьма в глазах прародителя сейчас поглотит его. Они вдруг стали больше, злее и вместе с тем безразличней.
– Убить всех.
– Но ваше Величество…
– Воинов ведь среди ваших женщин нет? – спокойно поинтересовался он.
– Каждая из наших женщин прекрасна, как весенний цветок, – раскрыл рот один из шевалье, который представил, что ему вот вот придется расстаться не только с обширным гаремом, но и с прислугой. Ледяной король прочитал его мысли, ему они не понравились.
– Мне нужна армия, а не шлюхи и слуги. Женщины должны быть подобны ей! – Авит указал на Марину, которая чувствовала себя слабее котенка, она медленно ковыляла к огню, в надежде согреться хоть немного. Позвать пламя у нее отчего-то не вышло. Авит взмахнул рукой, и с одного из шевалье слетел плащ на меху и обвился вокруг тонкой фигурки Марины. Благодарности он не получил, он и не ждал ее. «Уходи» – прошептал зимний ветер прямо ей в ухо шепотом Ледяного короля «Уходи, пока можешь, маленькая, храбрая женщина. Я не буду тебя защищать. Я и так подарил тееб слишком много». Марина была рада уйти, босая, измученная, оглушенная своим собственным сердцебиением. Она оглядела толпу голодных шевалье, главное блюдо которых прижималось к ее единственному брату. Ришар не видел ничего и никого подле себя, он все еще не мог поверить в то, что Луна стоит подле него.
Она, пошатываясь, пошла к Кирису, решив, что шевалье могут и без нее отчитываться Ледяному королю о захваченных землях.
– Нам нужно убраться отсюда. Пока этот дьявол добр, но его настроение может измениться.
Кирис в жизни не разговаривал
