Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
– когда в море уйдёшь?
– Неделю отгуляю. В следующую пятницу «океан» отойдёт.
– Я раньше той субботы не вернусь.
Я подумал: это ты сейчас решила. Если б я воскресенье назвал, ты бы сказала – понедельник. Ну, так – значит, так. Встречаться нам вроде бы и не к чему.
– Я те деньги, что мы говорили, тебе в общежитие снесла. Спросишь у тёти Санечки, кладовщицы.
– Хорошо.
Так вот вышло – как будто я об них спрашивал, когда могу получить. Ну, ладно, значит, нас больше ничего не связывало.
– Проводишь меня? – она попросила. – Раз уж я тебя встретила.
Я взял чемодан.
– Нюрка, салют!
Мы вышли на террасу. Здесь тоже намело снега, на каменных перилах наросли бугры. Клавка смела варежкой снег с перил, вспрыгнула и села. Чемодан я ей поставил под ноги. Внизу под нами блестели рельсы, а дальше спуск начинался к Рыбному порту, и там виднелись в клочьях пара трубы и мачты и стоячие огни в чёрной воде – длинными разноцветными нитями.
Паровозишко, кое-где забросанный снегом, приволок вагоны-коротышки – как раз они остановились под нами. На крышах у них и на стёклах блестел иней. Клавка поглядела на эти вагоны и вздрогнула.
– Там топят хоть?.. А может, это ещё и не мой?
В вагонах зажёгся матовый свет, проступили узоры на стёклах. Чёрт знает, топили там или нет. Человечков тридцать, с чемоданами, с мешками, потащились на посадку.
– Твой, североникельский, – сказал я Клавке. – Затопят ещё, он только из депо вышел.
Больше мне нечего было ей сказать. Впрочем, осталось кое о чём спросить.
– Тогда – всё обошлось?
Клавка поняла.
– Ну вот, зачем тебе про это думать. – Отвернулась. – А может, от тебя бы и стоило заиметь?..
– Что б ты с ним делала?
– Что с детьми делают? На ножки бы подняла… Чего смеёшься? А вообще-то и правда – туман у меня в голове. Ты меня не очень-то и слушай. – Она опять поглядела на вагоны и вздрогнула. – Ну, прощай. Запомнишь меня всё-таки? Хоть у нас и недолго любовь была…
– А недолго и нужно.
Она мне посмотрела в глаза.
– Неужели так? Было что-то – и хватит?
Хотела улыбнуться насмешливо – и не смогла, губы задрожали, и улыбка вышла горькая, жалкая какая-то. Мне тот коридор вспомнился, длинный и пустой, по которому она с такой же улыбкой шла – медленно и как пьяная, шаркая туфлями по ковру. И прошла мимо, и я даже не окликнул. Так и теперь – не окликну. Вот такую, растерзанную, и отпущу – в холодную эту дорогу, к чужим на похмелье. Не рады же они ей – если такое с мужем… Бог ты мой, есть же и её силам конец – и я плеча не подставлю. Я буду о ближних рассуждать, а этой, самой мне близкой, не помогу ничем. И кто же я после этого, за какие ж такие доблести мне это хоть когда-нибудь простится? А я вам скажу, кто я. Третий. Который должен уйти.
– Нет, – я помотал головой. – Ты не обижайся… Я, наверно, не так сказал. Сама ты не знаешь, сколько ты для меня успела сделать – в считанные эти часы: может, мне на все мои годы хватит. Ну, так уж оно случилось, что я не сразу тебя узнал, оттого и расстаёмся, – и кто же тут виноват, если не я?
– Может быть, оба мы…
– Может быть. Но, не знаю, как ты, а я бы ничего не хотел переиграть. И могло ведь худшее случиться – мы б состарились, а так и не встретились… Нет, всё было надо! Вот с этим – езжай, Клавка, счастливо тебе. А будет худо, не дай бог, или пусто, как ты сказала, тогда позови только – я примчусь. Мы же с тобой знаем, как это бывает: вот уже, кажется, ничего тебе не светит – и ангел не явится, и чайка не прилетит, – ан нет, кто-то всё же и приходит. Я к тебе отовсюду сорвусь, где бы я только ни был. Даже и письма не напишешь – а услышу, почувствую.
Я хотел её за руку взять. Она стряхнула варежки на колени себе и приняла мою руку в обе ладони и то сжимала их, то разжимала, глядя вниз куда-то, мимо меня. Из-под платка у неё выбился пушистый завиток, и я смотрел на её висок, и у меня сердце сжималось, и я думал, что не надо мне её целовать на прощанье – как я тогда вытяну этот день!
– Спасибо, рыженький… Дорого это – даже слышать. Нет, я знаю, что ты не врёшь. Просто, я думаю… – И помолчала. – Ну, а к тебе-то самому – ангел когда-нибудь явится? Или так и будешь – один посреди поля? Мне же и за тебя страшно.
– А вот этого – не надо, Клавка. Почему же я – один? Человек только подумает о других, не только о себе, он – уже не один. Как бы ему там ни было сиротно, хоть в поле, хоть в море. Вот ты уедешь, не встретимся – и всё-таки я без тебя не буду. А ты – разве одна будешь в чёртовом твоём Североникеле, совсем уж – без меня?
Клавка вздохнула и слезла с перил. Она опять смотрела на мёрзлые вагоны, но уже не вздрагивала, смотрела спокойно. Вот и всё, я подумал, теперь она хоть с ясной душой уедет. Я бы не хотел, чтоб её что-то мучило. Чтоб она меня жалела. Пусть едет с лёгким сердцем, а не бежит от меня, как от чумного. Пусть вспомнит обо мне хорошо. И я её так же вспомню. Я не забуду, как нам с нею было тепло. Хотя и недолго.
– Посмотри там, – сказала Клавка. – Таксист не уехал ещё?
– Зачем он тебе?
– Поедем на нём. Ко мне в Росту.
– Это что ещё, Клавка?
– Поедем, я сказала. Попробуем жить с тобой.
– Как же девятины? – всё, что я догадался спросить.
– А ну их! – Она провела пальцами по глазам. – Там и без меня не заскучают. А тут ты всё-таки – живой. Эх, сделаю ещё одну глупость – и затихну!
– Клавка, что же ты меня мучаешь!
– Сама вот мучаюсь… Может, нам и повезет с тобой. Может, не так скоро и кончится. Думаешь, мне тебя любить не хочется? Я ж не совсем пропащая.
– А если он вернётся?
– Ну зачем об этом. Что-то же я решила… Ну, будем втроём тогда решать, если тебе так хочется.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
