Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
другу, всегда враги? Кому-то же это, наверно, выгодно – а мы просто слепые все, не видим, куда катимся. Какие ж бедствия нам нужны, чтоб мы опомнились, свои своих узнали! А ведь мы – хорошие люди, вот что надо понять; не хотелось бы думать, что мы – никакие. А возим на себе сволочей, а тех, кто нас глупее, слушаемся, как бараны, а друг друга мучаем зря… И так оно и будет – пока не научимся о ближнем своём думать. Да не то думать, как бы он вперёд тебя не успел, как бы его обставить, – нет, этим-то мы – никто! – не спасёмся. И жизнь сама собой не поправится. А вот было бы у нас, у каждого, хоть по три минуты на дню – помолчать, послушать, не бедствует ли кто, потому что это ты бедствуешь! – как все «маркони» слушают море, как мы о каких-то дальних тревожимся, на той стороне Земли… Или всё это – бесполезные мечтания? Но разве это много – всего три минуты! А ведь понемножку и делаешься человеком…
Я сидел у окна – площадь перед вокзалом занесло сугробами, и ни души на ней не было, раскачивались на проводах фонари, чёрные тени шарахались по снегу. Потом из тёмной-тёмной улицы вынырнула «Волга» с шашечками, сделала круг и стала посередине: дальше было не проехать. Из такси – задом почему-то – вылезла баба в коричневой толстой шубе, в белом платке, в пимах, вытянула за собой чемодан. Таксишник выглянул и что-то сказал ей, улыбаясь, и что-то она ему ответила – тоже, наверно, весёлое, а потом пошла к вокзалу, скосясь от чемодана, а он ей глядел вслед и усмехался. Раз она обернулась что-то крикнуть ему, и он ей помахал ладошкой.
Она шла к вокзалу, как раз против окна, где я сидел, но меня не видела, улыбалась сама себе – или тому, что ей сказал таксишник. А я вдруг почувствовал, как что-то у меня стучит в виске и дрожат ладони, в которых я сжимал стакан.
9
– Всё время, замечаю, ты у меня на дороге, рыженький!
– Нет, это ты у меня на дороге.
Клавка повалилась на стул, расстегнула шубу, сдвинула платок на плечи. И тогда уж мне улыбнулась во всё лицо. Уже она успела обмёрзнуть и раскраснеться, пока шла к подъезду.
– Дай глотнуть горяченького, чего ты там пьёшь. – Я ей протянул стакан. Клавка отпила и сморщилась. – Бог ты мой, он кофе пустое пьёт. Как же так жить можно! Нюрка, ты куда же смотришь?
Буфетчица выглянула из-за витрины.
– А что?
– А ничего! Такой парень у тебя сидит, а тебе лень багажник отодрать со стула. Ты картину видела «Человек мой дорогой»? Посмотри, в «Космосе» показывают. Так он мне ещё дороже, вот этот злодей. Сидит у тебя сиротинкой неприкаянной. Ты б хоть поглядела на него, какой он. Чудо морское!
Нюрка на меня захлопала глазами.
– Ничего особенного.
– Глаза надо иметь! – сказала Клавка грозно. – И мозгов хоть полпорции. Конечно, «ничего особенного», когда он в телогрейке драной. А пришёл бы он в своей курточке – ты б тут легла и не встала. – Клавка мне подмигнула. – Было у меня такое желание.
Нюрка опять ко мне пригляделась и не ответила.
– Что же ты, Нюрка, пива ему не поднесла?
– Да он не просил!
Клавка прямо зашлась смехом:
– Ну, Нюрка, ты мышей не ловишь! «Не просил»! Хороший мужик и не попросит – надо самой давать. Ну-ка, покорми его. Винегрету не вздумай предлагать, он у тебя позавчерашний, я отсюда вижу. Студень небось сама исполняла? Знаю, как ты его исполняешь.
Нюрка там заметалась.
– Балычка могу нарезать осетрового. Колбаски деликатесной.
– Вот, балычка куда ни шло… Хочешь балычка? Хочет он, хочет, потолще ему нарежь. Потом сочтёмся. Да шевелись, Нюрка, живенько, живенько, на флоте надо бегом!
– Я, слава богу, не на флоте.
– Ты-то нет, да он у нас на флоте. Э, дай уж я сама!
Клавка сбросила шубу на стул, взяла у Нюрки поднос, собрала мои стаканы. Кофе она выплеснула в мойку, принесла «рижского» и тарелку с балыком и хлебом. Опять завернулась в свою шубу и смотрела на меня, подперев кулаком щеку.
– Как ты жив без меня? Скучал хоть немного?
– Немного – да.
– И то – не зряшная на свете!
Я спросил:
– Куда едешь, Клавка?
– В Североникель, свёкра хоронить. Ну, не хоронить, его уже там без меня похоронили, а на девятины ещё успею. – Пнула ногой чемодан. – Сильно они на меня надеются, одних крабов семь банок везу, представляешь?
– Погоди, – я спросил, – почему к свёкру? У тебя муж есть?
Всё лицо у неё вспыхнуло. Отвела глаза.
– Был. Да сплыл.
– Бросил он тебя?
– Дa.
– Или ты его?
– Он меня.
Клавка насупилась, закусила губу. До чего ж мне было всё удивительно!
– Как же он мог тебя бросить?
– А что я – золотая? Так уж вышло. Лучше б, конечно, я его бросила. Тогда бы всё ясно было. А так – чёрт знает… Обиделся и ушёл. Ну, конечно, у него основания были.
– Вот, значит, в чём дело.
– Да уж, проговорилась.
– Надеешься – вернётся?
Клавка повела плечом, не ответила. Стала смотреть в окно, в темень.
– Где ж он теперь?
– Я ж говорю: сплыл. В море кантуется, вторым механиком на СРТ. Ну, может, ещё и вернётся… ненадолго. Ему про меня такого наговорили – как ему совсем вернуться?
– Это ты в море ходила – его тоже хотела увидеть?
Клавка ещё сильней покраснела.
– Не надо про это. Да и не вернётся он. Это ему снова надо в меня влюбиться. А я уже не та, понял, рыженький? Ты от меня уже одно воспоминание застал.
Клавка улыбнулась – так что я увидел у неё два золотых зуба сбоку.
– Сколько же тебе?
– Двадцать шестой грянул.
– Да, старуха!
– Всё-таки не восемнадцать.
Вот на чём ты нагрелась, я подумал, вот о чём говорила тогда, на «Фёдоре»: «А что нам такого хорошенького впереди светит?» Я его ни разу в глаза не видел, не знал о нём ничего, но вдруг такую злость к нему почувствовал! Какое ему до нас дело – раз он ушёл? За что такая почесть ему, что Клавка его ждёт и мучается, и у нас с нею ничего быть не может?
– Сколько же ты с ним прожила?
У неё дрогнули губы, и она ответила не сразу:
– Три года. Без семи экспедиций.
Я допил пиво и отставил бутылку.
– Ты когда вернёшься, Клавка?
– А ты
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
