— Теперь слушай. Передашь указ в разряд, а сам скачи в Углич. Прикажи дьяку Битяговскому, пусть исполнит государево дело, церковь каменную святому Дмитрию строит… Не теряй и часу, под нами земля горит.
— Иду, Борис Федорович.
Правитель снова остался один. Усевшись в кресло, он стал размышлять. Так вот что выдумали Нагие. Поднять мятеж в Москве, свергнуть царя Федора и посадить на престол своего Дмитрия. Да, придумано хитро. Он, Годунов, решил поступиться тяглецами-крестьянами в угоду служивому человеку и отменить Юрьев день. Переходы крестьян с места на место, переселение на новые земли, к морю, куда глаза глядят, обедняли служилого человека, лишали его доходов. А ведь на служилом человеке держалась вооруженная сила государства. Ежели с другого конца посмотреть — тоже плохо: беглые крестьяне на Дону единятся в большую силу казачью. И те казаки сеют смуту в русском государстве. Все хорошо придумано: церковь вновь получила тарханы, а служилые люди — уверенность в завтрашнем дне. И вот теперь Нагие…
Ночью правитель долго не мог заснуть. Он считал, сколько человек из семьи Нагих стоит против него, против Годуновых. Выходило более десяти мужчин и вдовая царица Марья. Князей Шуйских надо перенять на свою сторону, думал Годунов. Не будет Дмитрия — Нагие не страшны. Правитель два раза вставал к иконе и долго молился. Заснул он только под утро. Во сне ему чудились опричники. Бесконечной чередой, в черных одеждах, они проходили мимо него, держа в руках большие восковые свечи, и пели что-то заунывное. Каждый из них оборачивался и пристально смотрел на правителя, и всякий раз правитель вздрагивал, узнавая великого государя Ивана Васильевича Грозного.
Глава сорок первая ЧТО БУДЕТ, ТО БУДЕТ, А БУДЕТ ТО, ЧТО БОГ ДАСТ
Неподалеку от впадения реки Великой в реку Горынь, на горе Замковой, высится дворец князей Острожских. Замок примыкает одной стороной к реке Великой, а с других окружен оврагом, затопленным водой. Через овраг переброшен подъемный мост. Каменные высокие стены образуют крепость. Пятиглавая церковь во имя богоявления господня примыкает к стенам крепости.
В приземистом каменном доме рядом с церковью жил священник Дамиан Наливайко. Время шло к полуночи. Попадья и двое мальчиков давно спали. В задней светелке со сводчатым потолком все еще шел разговор. За столом сидели трое: поп Дамиан, Степан Гурьев и Федор Шубин. Сидели тесно, сдвинув бороды.
— Ложимся спать, братья, а завтра, как стемнеет и закроют ворота, я приведу старого князя в церковь, — зевнув, сказал поп Дамиан. — Северная стена, Степан, выходит наружу, к реке. Внизу на ней окон нет, только на самом верху пробито маленькое оконце. А внутри, под самыми сводами, к стене пристроена дубовая галерея с перилами. Есть винтовая лестница… Тебя и Федора я спрячу в церкви. Как приведу старика и дверь закрою, хватайте — и в рот тряпку, чтобы не крикнул. Вяжите, в попону запеленайте — и на веревке в окно. А на берегу наши казаки будут ждать с конями.
— Тяжелый твой князь?
— Легохонек: росту небольшого, под семьдесят ему, высох.
— Не помрет, как свяжем?
— Не помрет. Сила есть еще в нем. На коне скачет и сабелькой машет.
— Ну и хитер ты, поп! Дело придумал. Не боишься?
— Коли что случится, дак я к атаману в писаря пойду и попадью с детьми уведу.
— Хитер… Объясни нам, поп, что за свара приключилась в церквах на Киевщине?
— Киевский митрополит Онисифор Девочка оказался иезуитским прислужником, — сразу отозвался поп. — Он утверждал, что православной церкви треба подчиниться папе римскому. — Лицо Дамиана покрылось красными пятнами. — Нет другого лекарства для нашей церкви, кроме каленого железа… Патриарх Иеремия недавно низложил Онисифора Девочку, однако посвятил в киевские митрополиты иезуитского прихвостня Михаила Рогозу. А коли глава нашей церкви помощник дьявола, как быть остальным? — Поп вздохнул и склонил голову. — Я десять лет духовником у князя Константина Острожского, десять лет я внушаю ему, что треба делать, а все остается по-прежнему. Не можно оставаться настоящим православным и быть верным слугой католического короля и пустить сыновей в католики, как наш князь, — снова заговорил Дамиан. — Треба спасать православие, а для того есть только одно средство — стать подданными московского царя.
— Ты прав, поп, — поддержал Степан Гурьев, — надо всему русскому народу под одним царем жить.
— Хватит, — махнул рукой Дамиан, — за душу берет! Давайте, братья, на сон грядущий еще по чаше выпьем.
Выпили еще по чаше крепкого хмельного и разошлись. Московиты легли в горнице на полу, расстелив войлок, а поп ушел спать к попадье.
Степан Гурьев спал плохо, ворочался всю ночь с боку на бок. Утром еще не стало светать, он разбудил товарища.
— Федор! — тряс он его за плечо. — Федор!
Шубин проснулся, привстал, посмотрел по сторонам. За окнами стояла ночь.
— Чего тебе, Степан?
— Остапу Секире я пятьсот рублев на сохранение оставил, когда сюда шли. Возьмешь, детям отдашь.
— А ты?
Степан Гурьев долго молчал.
— Истомило всего… убьют меня, Федор, сердце чует.
— Не к месту речи ведешь. Когда смерть придет, один бог знает.
— Так-то так, однако и сердце вещун.
— Вдвоем старика одолеть велико ли дело?
— Да уж как будет. Так ты деньги возьми…
Не дожидаясь ответа от друга, Степан сразу заснул, едва промолвив последнее слово.
С первыми лучами солнца поп Дамиан разбудил московитов и повел завтракать. На столе в большой деревянной миске дымились галушки. Перед каждым стояла чаша с густой сметаной. Плотно наевшись, все трое пошли в церковь. Отомкнув тяжелый замок, поп, приоткрыв дверь, втолкнул в божий дом Степана и Федора.
Церковь была старая, стояла больше ста лет, ее строил еще Василий Федорович Острожский. Снаружи она походила на католический костел. Где-то в темной глубине церкви горела неугасимая лампада. Поп Дамиан зажег от нее несколько восковых свечей и поставил перед иконами, у каждой молился и клал поклоны.
В церкви чуть посветлело.
Помолившись, поп дал Степану и Федору по горящей свече и сказал:
— А теперь пойдемо, братья, наверх, окно посмотримо, можно ли через оное просунуть князя.
По узкой винтовой лестнице заговорщики стали взбираться наверх. Гулко отозвались в пустой церкви шаги. Поп шел первым. Добравшись до галереи, он грузно затопал по дубовому настилу. Вслед за ним двинулись Степан и Федор.
Окно оказалось плотно закрытым железным ставнем, на двух крепких засовах. Повозившись, заговорщики сняли тяжелый ставень. Снаружи окно выглядело маленьким и узким, на самом деле в просвете могли поместиться два высоких человека.
