разу не платила ему за еду и напитки, и я задаюсь вопросом — как я могу ему заплатить.
— У меня здесь есть какой-нибудь счет?
— Нет.
— Тогда… эм…
Я начинаю теребить ленточку, небрежно завязанную у меня на шее.
— И как я могу тебе заплатить?
— В Небесном королевстве никто не платит; мы торгуемся.
Из-за его акцента все его слова кажутся грубыми, но не тон его голоса.
Я укрепляюсь в своём решении.
— Если вы меня примете, то я бы хотела вам здесь помочь. Когда-то я работала в таверне, поэтому я умею…
Его глаза так сильно округляются, что я спрашиваю:
— Я сказала что-то не то?
Он оттягивает чёрный воротник своей кофты с длинным рукавом и опускает его так низко, что из-под ткани выпрыгивает медальон.
— Прости, но пара Лоркана не может работать официанткой.
Я запрокидываю голову.
— Ради Святого Котла, почему нет?
— Потому что ты… ты…
Когда он в третий раз произносит «ты», я говорю:
— Пара короля?
— Да.
Я закусываю нижнюю губу. Если бы я вышла замуж за Данте, мне пришлось бы уволиться из «Кубышки» и переехать на Исолакуори. И хотя Лор не Данте, ему, вероятно, не понравится, если я буду подавать еду и напитки его людям. Жаль, что у меня нет других навыков, которые я могла бы использовать. Видимо, сейчас самое время научиться чему-то новому.
Нонна учила меня ухаживать за растениями. Я могу заниматься садоводством с Эйрин! Так я смогу узнать её и…
— Фэллон? — голос Бронвен заставляет меня перестать думать о матери Лоркана. — Присядь и выпей со мной чаю.
И хотя это был не вопрос, и она не сказала «пожалуйста» в конце своей просьбы, хорошие манеры, которые вдалбливала в меня бабушка, заставляют меня ответить:
— Иду, зиа.
Когда я разворачиваюсь, чтобы попросить Коннора принести мне кофейник, солнце падает на медальон, висящий на кожаном ремешке, и от его вида у меня перехватывает дыхание. Это камень, но не какой-то драгоценный камень. Ценность представляет то, что вырезано на нем. По крайней мере, для меня, потому что это буква «В», точно такая же, что украшала камень маммы. Да, я понимаю, что буква «В» не является каким-то оригинальным произведением искусства, но её пересекающиеся линии не прямые, а загнуты точно так же, как на моём камешке.
Я резко перевожу взгляд на лицо Коннора.
— Что символизирует твой медальон?
Он хмурится.
Я указываю на камешек.
— А-а. Это наш символ. Вороны.
Он нежно улыбается и смотрит на камень, висящий у него под ключицами.
— Его сделал мой сын.
— А он мог сделать такой же для моей матери?
Коннор моргает и качает головой.
— Нет. Кахол не был бы рад, если бы Рид подарил камень любви его паре.
— Камень любви?
— Так мы его называем. Он делает их только для тех, кого любит.
Я смотрю на него, раскрыв рот.
— Что?
По моей спине прокатывается дрожь.
— Когда я сказала «мать», я имела в виду… я имела в виду мою мать-фейри. Агриппину.
— Фэллон? — голос Бронвен прорывается сквозь мои бурлящие мысли.
— Я сейчас.
Мой голос звучит не громче приливной волны, но поскольку Бронвен — фейри, я не сомневаюсь в том, что она прекрасно меня слышит.
— Рид когда-нибудь дарил камень любви Агриппине?
Коннор сжимает губы.
— Спроси у моего сына.
Только вот его здесь нет, а мне надо это знать.
— Пожалуйста, скажи мне.
Коннор глядит в сторону окна, и, хотя он не может видеть отсюда остров Шаббе, я чувствую направление его взгляда.
— Tà, — отвечает он, наконец, раскрывая одну из многочисленных загадок моего существования.
Не удивительно, что Рид меня ненавидит. Я уничтожила разум и тело женщины, которую он любил.
ГЛАВА 64
— Твой чай остыл, — Бронвен придвигает ко мне чай.
Я сижу напротив неё с застывшей спиной, пожираемая чувством вины.
— Вы знали про Агриппину и Рида, Бронвен?
— Я знаю всё.
Сквозь моё задумчивое настроение прорывается гнев.
— Тогда почему вы мне не рассказали?
— Ты никогда не спрашивала.
Я моргаю и смотрю на неё, а затем на чай с молоком в глиняной кружке. Она права. Я никогда не спрашивала. Какая же я глупая.
Когда я не беру кружку, она говорит:
— Пей.
— Я предпочитаю кофе.
— Чай полезнее для твоей пищеварительной системы.
Мои брови изгибаются.
— Может быть, но мне нравится…
— Фэллон, не обижай меня.
Я сжимаю зубы. Эта женщина может быть просто невыносимой. Я хватаю кружку и выпиваю её залпом, чтобы порадовать её. Вкус чая просто ужасен и напоминает сладкую грязную лужу с гнильцой, а ещё…
Я резко поднимаю взгляд от пустой кружки и смотрю в её белые глаза.
— Это для того, чтобы моё чрево оставалось пустым?
— Да, — отвечает она, не моргнув глазом.
Мой гнев принимает новые масштабы.
— Могли бы спросить меня, хочу ли я травить свои внутренности.
— Сейчас не время для того, чтобы приводить ребёнка в этот мир.
И хотя я с ней согласна, я всё ещё раздражена. Одно дело, когда нонна не дала мне забеременеть внебрачным ребёнком, но Лор — моя пара. Это должны решать мы. А не Бронвен.
— Я видела твоё будущее, Фэллон. Ты родишь троих детей. В конце концов.
— После того, как убью Данте? — бормочу я.
Солнце отражается в её молочно-белых глазах.
— Да.
— Вы ненавидите меня, Бронвен?
— Единственные люди, которых я когда-либо ненавидела, это мой отец и Мириам. Ко всем остальным я отношусь в основном равнодушно, и люблю совсем немногих.
Это странно, но после прилива гнева, я испытываю жалость. Мне жаль, что пламя её отца проникло ей в грудь и обожгло сердце.
Мой желудок сжимается. Боги, я не уверена в том, что смогу дождаться Сиб. Я умираю с голода. До такой степени, что меня начинает тошнить. И становится жарко. Так жарко. Я развязываю ленту на шее, чтобы прохладный воздух мог коснуться моей кожи.
Меня охватывает чувство беспокойства, потому что напиток нонны не воспламенил тогда мои вены.
— Что вы мне дали?
— Лазарус приготовил настойку. Это, наверное, аллергическая реакция. Она пройдёт.
— Вы пытаетесь меня отравить?
— Не будь такой глупой, Фэллон. Из-за тебя моя пара вернулась домой. Из-за тебя вороны восстали. Ты ключ к снятию заклятия Лора. Дай мне свою кружку.
Она меня всё ещё не убедила, но я отдаю ей кружку.
— Она пуста.
Она засовывает пальцы внутрь и собирает оставшиеся капли, после чего засовывает пальцы в рот и облизывает их.
— Видишь?
— Что вы не упали замертво? Да. Но вы-то выпили только каплю, а я всю
