Чтоб каждый…
— А што — каждый? Я человек маленький, незаметный…
— А сколько нас таких–то?.. Полная Расея… Вон в девятьсот пятом у нас в уезде все мужики поднялись — сбежал помещик…
— Тихо, робяты. Дохтур идёт.
— Троянов–то? Троянов–то хороший… Он ничего барин…
«Хвалят Тимофея Степановича, — растроганно подумал Никита. — Хорошие мужики. Правильно все говорят. Но неужто в нашей армии нет ни снарядов, ни винтовок?»
Он открыл глаза.
— Ну, как дела, богатырь? — спросил Смуров, наклоняясь над ним.
— Хорошо.
Смуров присел рядом, подмигнув, попросил:
— Рассказывай.
Никита начал издалека — с Испании. Хотелось говорить и говорить — давно его никто не слушал, давно он не видел русских… Мадридская «пласа де торос», Альваро Ховальянос, Париж, иностранный легион, Шумерин, смелые сенегальцы, плен, побег, концлагерь в Пруссии, новый побег, десятки километров по чужой стране, голод, последние шаги перед своими окопами…
— Вот, сердешный, хлебнул горя, — вздохнул рябой солдат с бровями, как два пшеничных колоса. — А мы–то жалобимся, что нам чижало…
— Живуч русский человек, — сказал другой.
— А ты, мил человек, говоришь, что и французу нелегко достаётся?.. Нелегко?.. Да уж война, она для всех, конешно… Одно слово, война…
— Да ведь и герману бывает несладко, когда мы его гоним… Вот, я помню, в Карпатах…
— А ты не перебивай. Дай человеку рассказать. Тоже вон и доктор послушать пришёл… В Карпатах–то мы и сами были…
— Рассказывай, мил человек, рассказывай.
Никита вздохнул, произнёс:
— Везде тяжело… Только дома — легче. Дома — стены помогают.
— Это уж как есть…
— Так я стремился к вам, так стремился…
Он прикрыл глаза.
Увидев в них слёзы, Смуров похлопал его по руке:
— Вот вы и в родных стенах. Смотрите, какие расчудесные люди вокруг вас.
— Эх, доктор, — взволнованно заговорили вокруг, — вас бы нашим командиром — мы бы чудесов наделали… А то ведь никаких сил нет… Чуть чего — хлобысть в морду…
— Ну–ну… Сейчас вы раненые, никто вас бить не будет. Нашли о чём говорить. Вы вот лучше подумайте, что вашему товарищу пришлось испытать…
Прибежала молоденькая сестра в сером платье.
— Халат? — строго обернулся к ней Смуров.
— Юрий Александрович, — затараторила она, не обращая на его тон внимания, — вас главный зовёт. Говорят, мы здесь до завтрашнего утра будем стоять. А халат я сейчас надену, не сердитесь.
«Не боятся его, — с признательностью подумал Никита. — Не боятся, а уважают».
Он повернул лицо к окну. Перед небольшим каменным вокзалом толпились бабы; в руках у них — четверти с молоком, кульки с ягодами, с варёной картошкой. На перрон высыпали раненые; появилась стройная фигура Смурова — в гимнастёрке, аккуратно перетянут в талии ремнём.
Никита остался один. Повернувшись на бок, положил на одеяло забинтованную руку, глядел на народ. Потом незаметно для себя заснул. Проснулся, когда была ночь. Понял, что поезд идёт.
Потянулись однообразные дни. Поезд больше стоял, чем шёл; раненые загорали на солнышке. Часто стояли прямо в поле, тогда сёстры собирали цветы; одна из них поставила перед Никитой букет — ромашки, васильки, колокольчики. Это напомнило детство, деревню. Обрывая у ромашек лепестки, он думал о Смурове. Раз живёт не под своей фамилией, значит, не бросил дела. Вот бы посоветоваться с ним. Разговоры с солдатами убеждали Никиту в том, что что–то неладно. «Враг среди нас». Солдаты говорят: измена. Значит, враг засел и в верхах?
Никита ждал случая, когда останется в купе один.
Как–то остановились в нескольких километрах от станции. Из вагонов выбрались даже те, кто бродил на костылях; остались один «тяжёлые» вроде Никиты. Никита попросил сестру позвать ординатора.
Смуров пришёл злой, с ввалившимися щеками.
Никита сказал извиняющимся тоном:
— Не ко времени я вас позвал.
— А! Тут всё не ко времени будет, пока хозяев не сменят. У семерых нянек дитя без глазу. Все занимаются ранеными, начиная от Союза городов и кончая самим принцем Ольденбургским, а толку никакого. Перевязочных средств не хватает, доктора работают как ломовые лошади… Лекарств нет. Обидно, когда люди умирают из–за чьей–то нераспорядительности или халатности… И какие люди!..
— Об этом вот и думаю я… Вот солдаты говорят: измена да шпионство. Что могли бы и не сдавать позиции, да что сделаешь, когда патронов нет и пять снарядов на пушку.
— Эх, Никита, Никита, — вполголоса сказал Смуров, присаживаясь к нему и беря его за руку. — Пришлось мне перед войной побывать в Поронино, это от Кракова недалеко… у одного замечательного человека… Так вот он ещё тогда говорил, что в нашей армии никаких изменений не произошло со времён японской войны… То же безграмотное офицерство, такие же карьеристы генералы, так же плохо с вооружением… Насколько бы ни был храбр и доблестен русский солдат, ничего он сделать не сможет…
— Так как быть?
— Как быть?.. Ты задумываешься над этим?.. Молодец… Однако, прежде чем обсуждать, как быть дальше, надо выяснить, за что мы воюем… Ну, за что?
Никита осторожно ответил:
— Германия напала на нас… Защищаться надо…
— Вот видишь… А откуда ты взял, что Германия напала?
— Дак…
— Вот тебе и «дак»… К этой войне давно готовились все империалистические страны, и ведётся она двумя группами разбойнических великих держав из–за дележа колоний, из–за того, чтобы поработить другие нации… тот человек, с которым я разговаривал в Поронино, так её и называет — самой реакционной войной, войной современных рабовладельцев за сохранение того раб — ства, которое богачи навязали рабочим… Врут царские газеты, когда уверяют тебя и всех вот этих солдат, что Россия должна защищаться… Нет, царская Россия давно заключила договор с Англией и Францией о грабеже и разделе Австро — Венгрии и Турции. Наш царь хочет захватить Галицию, отнять у Турции ряд земель, задержать развитие революционного движения… А Германия мечтает отнять у нас Польшу, Украину и Прибалтику и грабить колонии, принадлежащие Англии и Франции… и Бельгии. И кто бы в этой войне ни победил, проиграют одни рабочие всех стран… Вот как дело–то обстоит… Мы с тобой вот как сделаем: я тебе буду давать газеты, книжки, ты их читай осторожно…
Смуров задумался, глядя в окно, потом сказал:
— Для начала сделаем так: через несколько минут сестра принесёт тебе кулёк ягод. Когда съешь ягоды, прочитай бумажку, в которую они будут завёрнуты. Только — осторожно. Если люди рядом хорошие — расскажи им… Эх, скоро расстанемся с тобой — в Пскове наверно. А то, может, и в Питере вас выгрузят… Вот там солдаты из рабочих в госпитале будут. Беседуй с ними… Ну ладно, идти надо. Так понял всё? Будь осторожен.
На станции
