Парень стоял не двигаясь. На школьной площадке прозвучал свисток, и ученики со всех ног бросились строиться.
— Она прятала останки тела там, где их меньше всего могли обнаружить. Кёко Синдзё потому сюда и пришла — искупить вину. Пришла вместо Сии-тян. Явилась взглянуть на то место, про которое Сёко говорила: «Хочу здесь лежать, когда умру». Так я думаю.
Похоже на то, как Сатору и Каттян, не сумев найти останки пса, нашли утешение в том, что похоронили его ошейник.
Весенним днём она стояла здесь под цветущими вишнями, и кружащиеся на ветру лепестки ложились ей на волосы.
О чём она тогда думала? Думала ли о своей неизбывной вине перед Сёко Сэкинэ? Или сочла, что, раз она должна отныне жить, полностью переродившись в Сёко, ей следует побывать здесь и хотя бы взглянуть на то место, где дремлют воспоминания, не оставившие Сёко и во взрослой жизни.
«Подруги уже нет в живых».
— Но где же тогда похоронена Сии-тян? Где брошены её останки? — Голос Тамоцу охрип.
Это знает только один человек.
Снова, на этот раз особенно высоко и пронзительно, прозвучал свисток. В прозрачном и твёрдом как лёд зимнем воздухе он казался криком диковинной, неведомой людям птицы, обитающей в небесах иных миров.
— Пора возвращаться в Токио, — сказал Хомма, положив руку на плечо молодого человека. — Мы ещё встретимся с ней!
29
В условленное время в условленном месте.
Итальянский ресторан, в котором Кодзуэ Кимура договорилась встретиться с Кёко Синдзё, находился хоть и на Гиндзе, но где-то на задворках, и, может быть, поэтому помещение было достаточно просторным. На цокольном этаже — круглый зал-арена, и над ним — просвет до самой крыши, а ещё первый и второй этажи в виде галерей вокруг этого просвета.
Встретиться договаривались в час дня. Оставалось ещё десять минут.
Кодзуэ объяснили, что, если ей не по себе, она может и не присутствовать. Если придёт Кёко Синдзё, они её узнают и так.
Однако Кодзуэ замотала головой:
— Я боюсь, но ведь вы подозреваете, что это она убила сестру?
— Да, подозреваем.
— Тогда я пойду на эту встречу. Хочется посмотреть на неё, понять, что за человек.
«Главное — вести себя естественно», — внушали Кодзуэ. Она заняла столик почти в центре круглого зала в цокольном этаже и сидела в ожидании с застывшим выражением лица, время от времени поднося руку к горлу. К стоявшей перед ней чашке капучино она даже не притронулась.
Хомма и Тамоцу расположились на галерее первого этажа, за столиком у самой лестницы, откуда можно было смотреть вниз, на арену. Эти двое тоже не прикасались к заказанному кофе, зато холодную воду Тамоцу пил не переставая.
— Значит, я её окликну, да? Можно? — Голос парня слегка дрожал.
— Хорошо, — согласился Хомма. — А о чём будешь говорить?
Тамоцу опустил голову:
— Не знаю.
В противоположном углу, также на первом этаже, сидел с газетой Икари в своём блёклом пиджаке, совсем не подходящем к праздничной атмосфере итальянского ресторана. Он заказал уже вторую чашку кофе.
Входов в ресторан было два, и, каким бы из них ни воспользовалась Кёко Синдзё, она не ускользнула бы от взглядов наблюдателей, они могли даже преградить ей путь.
Прошлой ночью Хомма и Икари почти не сомкнули глаз, обсуждая детали сегодняшней встречи.
Улик у них нет. Тела тоже нет. Имеется женщина, пропавшая без вести, а также женщина, присвоившая её имя и биографию. Мотивы убийства предположить можно, но не известен ни способ, ни тем более орудие. Трудно даже высказать какие-то догадки по этому поводу.
Зато косвенных доказательств так много, что хоть пучком продавай. Опереться можно только на них.
— Прокурора всё это не порадует, — заметил Икари. — Скажет, что дело возбуждать нельзя.
— Ну, это ещё неизвестно.
— Да ведь отпечатки не сохранились, и мы не знаем, насколько можно рассчитывать на свидетельские показания…
— Ну давай, давай, говори уж всё!
Икари горько усмехнулся:
— Скажи, положа руку на сердце: тебя всё это не тревожит, нет? Уже того, что Кёко Синдзё отыскалась, тебе достаточно, чтобы расхаживать с довольным видом, — точно?
Сидя здесь сейчас и глядя, как солнечный луч бежит наискосок по дорогому мозаичному полу, Хомма думал, что Икари был прав. Неужели действительно, если удастся встретиться с ней и задержать её, то ему этого будет вполне достаточно?
В голове всплывали одни лишь вопросы. Он совсем не чувствовал гнева. До сих пор ни разу с ним такого не было, когда он вёл расследование. Ни одного раза!
Тамоцу он задал вопрос: что он в первую очередь хочет сказать Кёко Синдзё при встрече? Но сам Хомма не сумел бы ответить.
Спросить её: «Хочешь повторить то, что уже сделала однажды?» Заявить ей: «Не вышло с Сёко Сэкинэ, и ты решила вернуться на исходные позиции, превратиться в Кодзуэ Кимуру, чью сестру ты убила? Потом — опять в бега, подальше от Токио, где есть опасность попасться на глаза Курисаке. Куда же теперь?»
А может быть, так: «Куда ты дела голову Сёко Сэкинэ?»
Или поинтересоваться, что она чувствовала, когда Кадзуя Курисака уличил её, обнаружив факт банкротства Сёко Сэкинэ?
Рассказать о том, что Миттян из «Офисного оборудования Имаи» очень хочет вновь увидеться? И что директор фирмы тоже волнуется?
«А хочешь, я расскажу тебе, как скрипели зубы у Курисаки, когда он пришёл и умолял тебя разыскать?
Или постараюсь наконец тебе внушить, что ты лишь раз за разом повторяешь тщетные усилия, но всё равно всегда будешь беглянкой, и только.
Станешь ли ты возражать? Будешь отрицать нашу версию? Разрушишь карточный домик? Но независимо от того, хочешь ли ты этого или не хочешь, тебе предстоит долгое сражение. Имя ему — допрос. А может быть — следствие. Или в конце концов дойдёт до суда? Неужели не дойдёт, так и кончится ничем?
Во всяком случае, путей только два: бежать или принять бой. И ещё одна истина, которая не подлежит сомнению: больше у тебя не будет шанса украсть чужое имя и чужую жизнь. Ты Кёко Синдзё, и никто более. Точно так же, как Сёко Сэкинэ, как она ни брыкалась, так и не смогла стать кем-то иным, кроме Сёко Сэкинэ».
На фоне мягкого звучания оркестра, в роскошном бело-сливочно-жёлтом интерьере с отделкой из натурального дерева, Хомма ощущал присутствие в этом ресторане таких, как они — Икари, Тамоцу и он сам, — как какую-то дисгармонию. Это же он ловил время от времени во взглядах официантов и молодых посетителей за соседними столиками, которые пришли сюда на свидание.
«А ты — почувствуешь?» — размышлял Хомма, и перед ним всплывало лицо Кёко Синдзё. Ощутит ли она фальшивую ноту, едва ступив на порог? Потом заметит нас, оценит обстановку — и сразу на попятную, сбежит, только её и видели…
