Успех выставки серии картин «Камни Кроуси» Иззи воспринимала всего лишь как одно из положительных событий этого года. Кэти иногда поддразнивала ее, но дело было вовсе не в том, что успех вскружил Иззи голову, просто она стала меньше обращать на него внимание. Поэтому после слов Альбины о серьезном коллекционере Иззи не почувствовала ничего, кроме легкого любопытства.
— Почему ты так думаешь? — спросила она между двумя глотками чаю, принесенного Альбиной в термосе в студию на Келли-стрит.
Они вдвоем расположились в одной из незанятых комнат в помещении фабрики, используя ее в качестве гостиной, поскольку в студии царил обычный творческий беспорядок. Отсюда открывался вид на аллею, с обеих сторон которой виднелись небольшие дворики, а кое-где поднимались современные здания многочисленных контор.
Альбина налила себе вторую чашку чаю из термоса и только потом ответила:
— Он покупает одну или две твои картины на каждой выставке, и всякий раз это самые дорогие полотна.
— Подожди, не продолжай, — сказала Иззи. — Я попробую угадать. Он врач?
Альбина покачала головой:
— На самом деле это адвокат, но я уверена, что он покупает картины для своего клиента, так что вполне возможно, что твой поклонник — доктор.
Но Иззи уже не слышала последних слов Альбины. При упоминании об адвокате сердце замерло у нее в груди.
— Как... как его имя? — спросила она дрогнувшим голосом.
Альбина не заметила перемены настроения Иззи и продолжала улыбаться.
— Ричард Сильва, — ответила она. — Из конторы «Ольсен, Сильва и Чизмар». Ты как-то спрашивала меня о них, и тогда я не могла сразу вспомнить имя, но с тех пор я получила так много чеков с их подписью, что теперь вряд ли забуду.
Напряжение в груди Иззи стало невыносимым.
— И какие полотна они приобрели? — спросила она.
Как только Альбина перечислила картины, все забытые страхи воскресли. Каждое из этих полотен вызвало ньюмена. В голове Иззи пронеслись обвинения Джона, и ей было ничего сказать в свое оправдание. «Как ты могла? — хотела она крикнуть Альбине. — Как ты позволила ему купить все эти полотна?»
Неудивительно, что Рашкин совершенно не беспокоился по поводу ее самостоятельной работы; он нашел другой способ завладеть ее ньюменами. Иззи удержалась от вопросов, поскольку Альбина вряд ли поняла бы, о чем идет речь. Не могла же она проверять каждого покупателя на предмет связи с Рашкиным. Иззи оставалось только прекратить продавать картины-врата или перестать их писать.
Одним из перечисленных Альбиной полотен оказалась картина «Моя любимая Гулья», и Иззи чуть не застонала от боли. Как она могла быть настолько глупой? Как могла предать наивную горгулью? Неудивительно, что Джон не хотел с ней общаться. Она оказалась совершенно безответственной, несмотря на все его предупреждения.
— Что-то случилось? — спросила Альбина, заметив перемену ее настроения.
Иззи повернула голову, но ничего не могла произнести.
— Нет, — наконец пробормотала она. — Просто легкий приступ меланхолии. Наверно, близятся критические дни, — добавила она.
— Вот в чем преимущество менопаузы, — сказала Альбина. — Это единственное проявление преклонного возраста, которое не вызывает у меня сожаления.
Вежливая улыбка тронула губы Иззи, но глаза оставались грустными. Всё, чего она сейчас хотела, — это остаться наедине со своим горем и гневом. Последний был направлен как на саму себя, так и на Рашкина. Как она могла снова поддаться его чарам, хотя давно знала, что ему нельзя доверять?
Прошла целая вечность, прежде чем Альбина наконец отправилась обратно в галерею.
XX
— Это не твоя вина, — сказала Кэти вечером того же дня. — Ты не могла об этом знать.
Именно эти слова Иззи хотела услышать, но она прекрасно знала, что это неправда. Она сидела за кухонным столом, придерживая на груди вязаный жакет и глядя на Кэти сквозь пелену слез.
— В том-то всё и дело, — печально сказала она. — Я знала. Я давно должна была понять, что Рашкин представляет собой смертельную опасность для моих ньюменов и что он не сдастся так легко. Джон предупреждал меня, к тому же я сама видела, как он убил крылатую кошку. Я видела, как он охотился за Пэддиджеком.
— Но ты же говорила, что видела это во сне.
— Да, говорила, — сказала Иззи. — Но как бы я ни притворялась, что этого не было, сон оказался вещим. Я как будто смотрела фильм, но в то же время находилась в кадре.
Кэти нагнулась над столом и взяла ладонь Иззи в свои руки.
— Мне так плохо, — продолжала Иззи. — Как только я вспомню, каким он был приветливым, как я наслаждалась его обществом. А он в это время питался моими ньюменами за моей спиной...
— Подожди-ка, — прервала ее Кэти. — Мы ведь говорим о Рашкине, я не ошиблась?
Иззи кивнула.
— Но я считала, что ты его больше не видела.
— Я не собиралась. Даже не знаю, как всё произошло. Получилось так, что я снова стала с ним общаться. Я зашла в его студию, потом он пришел ко мне. Всё было так безобидно, по-дружески. Я многому у него научилась...
— И всё же ты не виновата, — снова сказала Кэти. — Ты не в силах контролировать поступки Рашкина.
Иззи понимала, что она заслуживает обвинений — она была виновна, — но испытывала благодарность к Кэти за поддержку и желание ее оправдать.
— Я должна была поверить Джону, — сказала она. — Я просто не хотела, чтобы Рашкин оказался таким, каким представлял его Джон.
— Если очень сильно хотеть, чтобы вещи были не такими, какие они есть, легко убедить себя в желаемом.
Иззи расстроенно кивнула:
— Но больше я не стану подвергать их риску. С этой минуты я буду изображать только пейзажи и портреты реальных людей.
— Ты не можешь так поступить, — возразила Кэти.
— А что мне остается делать? Как только я закончу очередную картину-переход, ньюмену будет угрожать опасность. Даже если запереть полотна в квартире или в студии, где гарантия, что он не доберется до них? Он же сумел лишить жизненной силы картины, которые я создавала в мастерской профессора Дейпла, хотя сам он там не был.
— Откуда ты знаешь?
— В ту ночь шел снег, и, если бы к дверям кто-то подходил, я бы заметила следы снаружи. Да и внутри не было ни единого признака вторжения.
— Да, риск существует, — сказала Кэти. — Но мы с тобой уже не раз беседовали на эту тему. В жизни всегда присутствует доля риска. Даже при переходе через улицу.
— Но мы рискуем лишь собственной жизнью. Я не могу взвалить на себя ответственность еще и за судьбы ньюменов. Если уж я не способна их защитить, лучше вообще не вызывать их в этот мир.
