Таким образом, извращенная и оторванная от реальности логика действий Ставки вовсе не выпадает из общего ряда при характеристике такого страшного для российской государственности явления как «шпиономания». Но именно эта политика, отравившая всю страну, явилась одной из существенных составных слагаемых успеха и развития Великой Русской революции. И кто же виноват в этом, кроме, прежде всего самой верховной власти? Исследователь верно подметил, что «германофобия и шпиономания, слухи об измене и заговорах играли немалую роль в мобилизации и объединении различных сил в дни Февраля. Затем режим стал жертвой своей собственной пропаганды, разжигавшей настроения шпиономании и ксенофобии».[450]
Следующим логическим ударом после военного министра, должен был стать сам император. Однако в 1915 году его фигура еще оставалась неприкосновенной, и антиправительственная пропаганда шла в адрес императрицы. Уже в 1915 году солдаты говорили: «Через всю Россию измена пущена…От верных людей слыхал. Приказала царица все заводы с патронами поджечь. И написала письмо Вильгельму: „Теперь иди! Голыми руками Россию взять можно“». Ведь в чем здесь дело?
В условиях, когда допущена только исключительно патриотическая пропаганда, без развязывания «охоты на ведьм» высшие слои руководства страной никоим образом не могут подпасть под критику. Тем более это актуально для России, где всегда умели хитро подать материал, подлежащий прочтению «между строк». Развязывание кампании шпиономании дало в руки оппозиционной прессе те козыри, каковыми она никогда не смогла бы воспользоваться и в мирное время, не говоря уже о войне, когда действуют законы военного времени. Ясно, что военный министр ген. В. А. Сухомлинов — это лишь первая, пробная мишень для удара по существующему режиму, самодержавию и императорской власти вообще.
Бесспорно, что в Ставке вовсе не желали обвинять верхи, не говоря уже об императорской семье, в «измене». Однако к этому привела та логика ведения репрессий против собственного народа, что была развязана именно Верховным главнокомандующим при молчаливом одобрении императора Николая II в 1915 году. Кроме того, личные взаимоотношения внутри императорской фамилии не были безоблачными. Хотя и не предполагалось ведь, что одни люди царской крови станут мечтать об устранении других лиц царской крови. И даже — о физическом устранении.
Между царицей Александрой Федоровной и великим князем Николаем Николаевичем существовала личная вражда, берущая начало в фигуре Г. Е. Распутина. Когда-то великий князь Николай Николаевич, доставивший Распутина ко двору, рассчитывал через него управлять царской семьей, но вскоре Распутин вышел из-под контроля, после чего и он, и царица стали врагами властолюбивого великого князя. И наоборот. Во время войны императрица подозревала Николая Николаевича в намерении самому занять престол. Здесь она ошибалась, но в целом…
В начале 1917 года великий князь откажется от предложения оппозиционных заговорщиков стать императором, но не доложит об этом своему племяннику и сюзерену. А в ходе Февральской революции великий князь Николай Николаевич станет одним из тех семи высших командиров, кто не только не поддержит царя в борьбе со столичным мятежом, но и окажет всемерное давление на императора Николая II в смысле отречения. И это при том, что великий князь, вне сомнения, являлся безусловным и искренним патриотом России. Просто залог сохранения страны и монархии великий князь Николай Николаевич, как и подавляющее большинство членов императорской фамилии, к 1917 году видел в отречении Николая II от престола.
Здесь великий князь просто «забыл», что не кто иной, как он сам в числе многих прочих готовил общественное мнение к подобному исходу. Вдобавок фигура Г. Е. Распутина оказалась столь удобной мишенью для антиправительственной пропаганды, что, как говорится, если бы Распутина не было, то его следовало бы придумать. Помимо ген. В. А. Сухомлинова, «во главе» «шпионов» оказался и сам Распутин. О том, что Распутин был одним из немногих приближенных к императору лиц, кто протестовал против войны с Германией, старались не вспоминать, ведь вся оппозиция приветствовала войну, рассчитывая на переход власти в ее руки в период военной невзгоды.
Теперь же, в ходе кампании шпиономании, и Г. Е. Распутин оказался в стане заклейменных сотрудничеством с врагом. Стоит напомнить, как в 1918 году ведущий лидер оппозиции, обвинявший царский двор в подготовке сепаратного мира, П. Н. Милюков будет мечтать о том, чтобы немцы заняли Петроград и Москву, лишь бы не стало большевиков. Зато каков был кадетский лидер в обвинениях царизма в германофильстве — просто чудо! Демосфен, да и только. Уже в 1915 году с Г. Е. Распутиным «связывали теперь все — перемены в правительстве, отставки и назначения, военные неудачи, и постепенно в глазах общества из хитрого и развратного мужика-сектанта он стал превращаться в злодея, шпиона, главного виновника всех российских несчастий. Эта демонизация шла стремительно и проникала в толпу… теперь образ злодея Гришки, докатившись до самого основания русской пирамиды, стал превращаться в разрушительную силу, которая с легкой руки газетчиков и депутатов стала называться темной»[451].
Буржуазно-либеральная оппозиция в полной мере воспользовалась созданной военными властями ситуацией. Удар по царице означал, что впоследствии будет гораздо легче и удобнее перейти к критике в адрес самого императора. Поэтому инспирируемые оппозицией печатные органы не стеснялись печатать самые дикие сведения, что затем распространялись по стране, и получали тенденцию к глобализации лживой информации. А все это, скажем еще раз, было начато Ставкой в ходе «мясоедовского дела» и антисухомлиновской кампании.
Кампания «шпиономании» разложила стойкость и дисциплину ума армии и тыла. С. В. Фомин говорит: «…всем тем шокирующим нормального человека безобразиям и преступлениям русского человека (в том числе и „человека с ружьем“) к 1917 году уже научили. Заложники, реквизиции, доносы, грабежи, высылки, конфискации частных предприятий с последующей передачей их под государственный контроль, переименования населенных пунктов — все это впоследствии уже проделывалось привычно и на вполне „законных“ основаниях».[452] Припотушенное было к 1916 году, это явление расцветет в революцию. Это время, когда разложившиеся армейские части фронта и тыла будут держать население всей империи и в особенности непосредственных армейских тылов и прифронтовых губерний, в обстановке постоянного напряжения и страха ввиду не адекватности своего поведения существующим реалиям, своему статусу и условиям жизнедеятельности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Во время войны личная трагедия всегда совпадает с трагедией общества. В случае поражения — еще и государства, и главное — Отечества как всеобъемлющего целого, включающего в себя и личность, и общество, и государство. Миллионы трагедий — вот результат Первой мировой войны для России. Это и более полутора миллионов погибших, оплакиваемых семьями. Это и тяжелораненые, ставшие инвалидами. Но успокоиться российское общество не желало, немедленно превратив войну империалистическую в войну Гражданскую, по выражению В. И. Ленина, добившегося власти осенью 1917 года.
