Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
— Рад за вас, Володя!.. Может, теперь начнется новая жизнь…
Артист Р., хотя и был пьян, ответил ему неглупо, однако лишь потому, что воспользовался великой формулой Станиславского:
— Не верю! — сказал он, и композитор Р. засмеялся.
20
По пути в Аргентину погибло оформление спектакля «История лошади». Из экономии средств декорации отправили в Буэнос-Айрес морским путем, корабль плывет по океану, контейнеры принайтованы к палубе, слева по борту набегает игривая волна, дальше — больше, бортовая качка, морская болезнь, волны превращаются в шторм, свистать всех наверх, аврал, там-тарарам, наверху темно от зеленой воды, трах-тибидох, седьмой вал кисти Айвазовского, трах-тарабах, и восьмой вал смывает с палубы контейнеры с декорацией, трах-тарабах-тандарах-трамбадах-тибидох!..
У нас свои игры, у океана свои…
«Поет океан. / Ревет ураган. / Кружится снег. / Мчится мгновенный век. / Снится блаженный брег».
Вообще-то «Историю лошади» по «Холстомеру» Льва Толстого затеял на Малой сцене Марик Розовский. Родил идею, сочинил пьесу, начал репетировать. А Эдик Кочергин придумал взрывную декорацию. И в какой-то ответственный момент к делу подключился Г.А. Товстоногов.
Исполнитель роли кучера Феофана Юзеф Мироненко говорит, что перенести спектакль на Большую сцену подсказал Гоге Эрвин Аксер, польский режиссер и друг театра, поставивший в БДТ три спектакля. Мол, увидел Эрвин прогон на Малой сцене и дал глобальный совет…
Но память Юзефа тяготеет к легенде, а Эдик Кочергин хорошо помнит факт: задание переделать оформление для Большой сцены он получил от Гоги до появления Аксера. Эрвин только поддержал его в принятом решении и предложил Эдику показать декорацию «Лошади» в Варшаве, устроив там его персональную выставку.
Знаменитый холстяной задник с аппликациями выполняла рукодельница Татьяна Л., женщина редчайшего дарования и добросовестности, мастерица, каких теперь не делают даже и в Гамбурге. Понимаете, господа, Таня владела особым секретом и обладала навыком соединять продольные и поперечные нити любого холста!..
Задник, по замыслу Кочергина, должен был быть цельнотканым, и, когда Гога решил переносить спектакль с Малой сцены на Большую, возникла необходимость эту часть оформления нарастить как в высоту, так и в ширину. И вот эту художественную задачу — сделать обширные наросты почти незаметными — Татьяне удалось решить!..
Работа, конечно, шла лихорадочная, Кочергин дневал и ночевал в театре, и именно во время этого штурма у него начались первые сердечные приступы. А после премьеры и ее оглушительного успеха Эдик убедил Гогу заказать еще одно, параллельное оформление, предназначенное прямо для Большой сцены. И главным аргументом художника было то, что, если Татьяна, не дай Бог, уйдет из театра на лучшую зарплату, сделать эту работу не сможет никто на нашей печальной земле.
В театре, впрочем, как и на других предприятиях, борются обычно две неподвижные идеи. Первая — каждый работник незаменим, а вторая — любому можно найти замену. Кочергин — убежденный адепт первого направления мысли, а завпост Куварин — его антагонист. В данном случае Товстоногов внял доводам Эдика, хотя Куварин, конечно, сопротивлялся: мол, зачем новые затраты, когда «дотянутое» Таней оформление переживет сам спектакль. Мысль, конечно, печальная, но не лишенная житейской логики…
Но раз Гога сказал «делать», стали делать, и Таня опять проявила высокое мастерство. И когда процентов на восемьдесят холстяной задник сделали, трах-тибидох, под благовидным предлогом Куварин все-таки работу остановил. У них с Кочергиным противостояние непроходящее…
Но у нас — свои игры, а у фортуны — свои… И над сценой повисает она, бессмертная Фортуна, лучший драматург всех времен и народов. Вернемся к началу эпизода и вспомним, что оформление к «Истории лошади» отправили в Аргентину водным путем… «Поет океан. / Ревет ураган…»
Катастрофа! срыв гастролей! что делать? кто виноват? и другие русские вопросы в штормовой атмосфере Гогиного кабинета. «Почему не доделали новое оформление?..» Выходи на ковер! отвечай, Вова Куварин! свистать всех наверх! аврал! трах-тибидох! Кочергина — на палубу! со всеми цехами! полундра! только вперед! не сдадим врагу Фолклендские острова! берегись, аргентинская хунта!..
Тут и подкрался к Эдику первый инфаркт, но ценой грядущего инфаркта и аврала на Большом драматическом корабле, ценой самоотверженных Таниных усилий довели холстяной задник до ста процентов и отправили новое оформление в Буэнос, не считаясь с затратами, воздушным, воздушным путем! браво! бис! восторг! аншлаг! триумф советского искусства!..
Молчит океан, ни всплеска тяжелой волны, и светит небесный фонарь в капитанские рубки, и шелковый простор не равен подводной судьбе. А там, в глубине, обратный закон, ржавеет дикое железо, и холстяной занавес не в силах развернуться, и морские коньки клюют закрытый контейнер, и на широком брюхе лежит сбитый «Боинг», а южнокорейские знаки запорошило на крыльях, и старая одежда в тесных чемоданах тлеет, не выходя из моды, и мертвые статисты делают обманные движения, и гиблая субмарина сжимает родных моряков. Темирханов, Ринат, товарищ контр-адмирал, откликнись, и на одном языке говорят здесь корейцы, японцы и наши, и американский сенатор толкает безмолвную речь, и русские спят адмиралы, и дремлют матросы вокруг, у них прорастают кораллы меж пальцев раскинутых рук…
Уезжая из Нагойи, Ирик Рашидов сказал:
— Воля, у меня седьмого день рождения, в Токио отметим.
— И у тебя?! — восхитился Р. — Это надо же, сколько рождений на одну Японию!.. Но мы приезжаем восьмого…
— Отметим восьмого, — сказал он.
— Хорошо. А как насчет Стржельчика?.. Он тебя полюбил.
— Конечно!..
— Ирик, а что ты думаешь о театре Хамзы, почему они замолчали? — спросил Р. — Зовут, рассыпаются в комплиментах, а потом — тишина…
— Ты же знаешь наших, сказал Ирик. — Они, как японцы, стараются не говорить «нет». Но там уже все решено.
— По-твоему, они передумали?..
— Не знаю, — сказал Ирик. — Но у них уже все решено. Испорченные люди… Что я тебе смогу дать, это информацию. Приеду в Ташкент, спрошу у Ачила. — Ачил был братом жены и занимал в Ташкенте если не второй, то третий пост. — Я бы хотел, чтобы ты ставил…
— Зря я, наверное, отпрашивался у Товстоногова…
— Почему? У тебя же есть приглашение министра.
— Есть даже договор на инсценировку «Идиота».
— Постарайся сделать быстрей и получи деньги, — сказал Ирик, и мы попрощались до Токио.
В результате беседы с Ириком Р. засомневался в своей узбекской перспективе и решил проверить ленинградскую.
— Георгий Александрович, — сказал он, приотставая от экскурсионной группы, — я назову идеи, может быть, вам что-то покажется…
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135