— Я не вижу выхода… кроме того, который вы уже предлагали раньше. Возможно, это дало бы временное удовлетворение, но ведь… это не то, чего нам по-настоящему хочется. Нам другое нужно, вам и мне.
— Верно. Но пока мы могли бы брать столько счастья, сколько нам дается, а позже… возможно… кто знает.
— Позже… возможно, — эхом отозвалась я. — Позже.. . Не надо было мне здесь оставаться. Было бы лучше, если бы я уехала. Но несчастный случай с кузиной Мэри… Я думала об отъезде…
— От себя-то не убежишь.
— Нет, я чувствую, что, если бы тогда уехала, это помогло бы. Вы скоро забыли бы меня.
— Никогда. До конца жизни я прожил бы словно во тьме кромешной. Но, по крайней мере, сейчас ты здесь. Мы можем видеться.
— Да, — проговорила я. — Мне тоже радостно, когда я вас вижу.
— Это правда. Нет смысла больше что-либо скрывать. Сколько можно притворяться? Мы были предназначены друг для друга. С самого начала. Самим небом нам было уготовано быть возлюбленными. Кузина Мэри говорила, бывало, что в наших семьях должны были родиться свои Ромео и Джульетта. Только она имела в виду, что история будет непременно со счастливым концом. И Трессидор и Лэндовер будут процветать вместе. Но, сам видишь, счастья на самом деле мало…
— По крайней мере, мы здесь и не относимся к той категории людей, которые легко смиряются с поражением.
— Я не вижу выхода. Ты не можешь бросить Лэндовер. А Гвенни вцепилась в него мертвой хваткой. Она купила его и не отдаст никогда. Выхода нет.
— Я найду выход, — твердо сказал он.
Позже я вспомнила то выражение, которое появилось у него на лице после того, как он произнес эти слова… И с той минуты это выражение всегда стояло у меня перед глазами, несмотря на все мои старания забыть его.
Жена Яго
Лето выдалось знойным и душным. Ливия превратилась из младенца в веселую двухлетнюю девочку. Она была для меня большим утешением. Впрочем, дел и забот было настолько много, что на праздные размышления времени почти не оставалось.
Я купила ей пони и держала ее в поводу, когда Ливия каталась по загону. Эти катания девочка предпочитала всем остальным играм. Я купила ей пони вскоре после того, как прогнала Джереми, надеясь на то, что это отвлечет ее внимание от него. Каково же было мое облегчение, когда я поняла, что Ливия не особенно-то и скучает по отцу.
Иногда я выводила ее пони из загона и вела в поводу по дороге. Порой мы доходили до сторожки. Джеми всегда выходил на крыльцо и встречал нас аплодисментами.
Он очень привязался к Ливии, а она привязалась к нему. Джеми приглашал нас, бывало, к себе в дом и угощал Ливию стаканом молока и кусочками хлеба, помазанными медом.. Это «бриллианты», говорил он, которые пчелы делают специально для нее.
Однажды к нему заглянула Гвенни, чтобы купить меду. Он пригласил ее к столу и налил стакан медовицы, которую готовил по специальному рецепту.
Отведав напитка, она поинтересовалась, как он его делает, но Джеми отмолчался. Сказал лишь, что это его секрет.
— Ваша медовица просто восхитительна, — проговорила я. — И сильно пьянит.
Гвенни причмокнула губами и сказала, что она, пожалуй, купит немного для дома.
— Вот что значит настоящий староанглийский напиток. Я люблю придерживаться средневековых обычаев. Где вы научились готовить мед? В Шотландии? А скажите, там, наверное, водятся какие-то особенные пчелы, мистер Макджилл?
— Пчелы не знают границ, миссис Лэндовер. Они везде одинаковые. И неважно, где они водятся, будь то Анг лия, Шотландия или Австралия. Это пчелы, а пчелы одни и те же на всем белом свете.
— Но я спросила вас, не в Шотландии ли случайно вы научились их разводить? Ведь вы приехали сюда из Шотландии?
— О, да.
— Здесь, наверное, все по-другому?
— О, да.
— И порой вы скучаете по дому?
— Нет.
— Забавно. Вы не такой, как все. Лично я иногда с теплом в сердце вспоминаю Йоркшир. А когда вы покинули Шотландию, мистер Макджилл?
— Давно.
— А когда именно?
— Я уже потерял счет времени.
— Не может быть, чтобы вы не помнили…
Заметив, что Джеми уже стало не по себе от этого до проса, я вставила:
— Дни так похожи один на другой. Я сама иной раз удивляюсь тому, как быстро летит время. Ливия, милая, ты уже выпила свое молоко?
Ливия кивнула.
— Я никогда не бывала в Шотландии, — продолжала Гвенни, которая, похоже, так и не поняла, что Джеми не нравятся ее прямые вопросы. Лично я всегда с уважением относилась к его сдержанности в рассказах о себе. Гвенни не обращала на это внимания. Невольно или намеренно — это уже другой вопрос.
— А где вы там жили, мистер Макджилл?
— У самой границы. Вы меня извините, мне надо идти к пчелам. Что-то они разволновались.
— Смотрите, чтобы они часом не обрушили свой гнев на вас, — хохотнув, проговорила Гвенни.
— Не обрушат, — сказала я. — Они уважают Джеми. Ну что ж, пожалуй, нам пора. Ливия, скажи спасибо Джеми за его «бриллианты» и молоко.
Ливия сказала спасибо, а я тем временем вытерла мед с ее пальцев.
— Ну вот, мы готовы.
Из сторожки мы вышли все вместе.
— Немного провожу вас, — заявила Гвенни. — А потом срежу через пятиакровое поле.
Я посадила Ливию на пони и пошла рядом. Гвенни вышагивала рядом со мной с другого боку.
— Чудоковатый он какой-то, — произнесла она. — В нем есть что-то странное.
— Ты имеешь в виду Джеми? Да, он необычен.
— И прижимист к тому же, да?
— А мне кажется, что он, наоборот, всегда очень щедро угощает людей своим молоком, медом и медовицей.
— Я про другое. Он молчун.
— Что ж тут удивительного, если он не захотел рассказать тебе свой особый рецепт приготовления медовицы?
— Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о меде. Он ничего не рассказывает о себе.
— Его личная жизнь — это его личная жизнь, и он хочет, чтобы все так и оставалось.
— Интересно, с чего бы это?
— Он в этом далеко не оригинален. Таких людей много.
— Этим людям есть что скрывать. Ведь если разобраться, нам о нем ничего не известно, не так ли?
— Нам известно то, что он хороший садовник. Снабжает нас медом, и почти все цветы в нашем доме — из его сада. Он умеет их выращивать.
— Я не об этом. Что тебе известно о нем, как о человеке?
— Что он приятен в общении и доволен жизнью.
