Будь проклята эта степнячка с ее вонючими лошадьми! В результате я потерял из виду своих товарищей. Я понимал, что оставаться на месте опасно — вопли этой сумасшедшей способны перебудить половину поселка, — а потому побежал наугад. В следующее мгновение до меня донесся знакомый волчий вой, означавший, что Финн Лошадиная Голова нашел своего врага. Теперь было понятно, куда бежать.
Мне понадобились считаные минуты, чтобы добраться до ближайшего костра, возле которого толпились люди Владимира. По дороге я миновал бесформенную кучу, темневшую в тени. Ага, один из дружинников Сигурда — судя по всему, часовой… Парень лежал в полном боевом облачении и был совершенно, безнадежно мертв.
На берегу уже завязалась схватка. Темные фигуры метались в предрассветных сумерках, сталкивались, изрыгали проклятья. Слышался звон клинков, летели искры. От беспорядочной толпы отделилась одна фигура и понеслась в мою сторону. Я не знал, собирался ли этот человек нападать или просто нелегкая вынесла его на меня, когда он удирал с поля боя. Да это было и не важно.
Как только человек оказался в пределах досягаемости, я ударил его своим топором. Нанес мощный восходящий удар слева, который пришелся ему ровнехонько в пах. Он пролетел еще несколько шагов и лишь тогда упал. С мгновение я наблюдал, как он катается по земле и выбивает каблуками фонтанчики снега. Затем приблизился и заглянул в лицо. Нет, этот человек был мне незнаком. Со вздохом облегчения я одним коротким движением перерезал ему глотку, тем самым положив конец мучениям.
В следующий миг до меня донесся отчаянный крик Рева Стейнссона:
— Эй, берегись!
Я оглянулся и увидел огромного славянина — высокого и мускулистого, с лицом сущего ребенка, на котором только пробивалась борода. Он выпрыгнул, казалось, из самого пламени костра, немудрено, что я его не увидел. В руке у него был тяжелый меч, который он готовился обрушить на мою голову. Свой рывок он сопровождал громким ревом — наверное, именно так его научили нападать старшие товарищи.
Полагаю, один из его лучших друзей сейчас лежал у моих ног и улыбался вновь приобретенной кровавой улыбкой, нарисованной аккурат под бородой. Если б он имел возможность наблюдать за своим воспитанником, то наверняка посоветовал бы тому держать меч пониже и не тратить силы на излишний размах.
Я отступил в сторону, легко уйдя от летящего клинка. Затем развернулся на одной ноге и в свою очередь нанес противнику удар в область поясницы. Удар был настолько сильным, что я услышал, как хрустнул позвоночник. Парень выгнулся дугой и с воплем обрушился на землю. Я и сам потерял равновесие и упал на четвереньки. Уже поднимаясь, я почувствовал, как сзади приближается еще кто-то. Не рассуждая, я вскинул в воздух топор и с трудом удержал удар, услышав знакомый голос:
— Это я, Финн… Гляди, куда машешь своим дровоколом!
Его широченная улыбка напоминала медвежий капкан, но глаза оставались настороженными. Я выпрямился и в знак приветствия махнул топором.
— Все в порядке, — выдохнул я. — Беги на берег!
— Слишком поздно, — прорычал Финн. — Они отступили и сейчас как раз между нами и лодками.
Я оглянулся и в какой-нибудь сотне шагов увидел своих побратимов. Сбившись в плотную стаю, размахивая мечами, они наседали на Сигурдовых дружинников. Издалека те выглядели единой темной массой, на которой выделялись лишь светлые пятна лиц. Берег реки был прямо у них за спиной. Там же находились и лодки, в которых мы так нуждались. Казалось бы, вот оно, спасение, совсем рядом, но… Мы так и не сумели отыскать Торгунну. Равно как и способ добраться до этих чертовых лодок.
— Ну все, нам конец, — послышался чей-то мрачный голос.
— Ты мне это брось! — взревел Финн и крутанул в воздухе свой «костыль». — Мы еще повоюем.
Честно говоря, прозвучало неубедительно. Ибо к тому времени Добрыне удалось-таки укрепить боевой дух своих. Скорее всего, он просто указал им на малочисленность врагов. Нас действительно была всего лишь горстка, они вполне могли задавить числом. Стоило только преодолеть нерешительность и наброситься на нас всем скопом. Судя по всему, именно это они и собирались сделать. Я видел, как дружинники распрямили плечи и сплотились. Некоторые украдкой прикоснулись к своим амулетам — весьма разумное действо, принимая во внимание, что многим в ближайшие минуты предстояло встретиться со смертью.
В этот миг к нам подбежал задыхающийся Гизур, за ним тяжело — словно ярмарочный медведь — топал Гирт.
— Мы нашли Торгунну! — выкрикнул Гизур, тыча пальцем в сторону невысокого обледеневшего обрыва, спускавшегося к реке.
Там маячила неуклюжая громада струга, установленного на деревянные салазки для спуска на воду. Неподалеку притулилась куча тюков и мешков — очевидно, их предполагалось погрузить на судно. Ай да Добрыня! Все подготовил для быстрого бегства в случае непредвиденных осложнений. Достаточно лишь выбить деревянные колышки, удерживавшие салазки, — и вся махина под действием своего немалого веса заскользит вниз по склону, навстречу водам Дона. Именно там, на борту струга, Владимир и решил спрятать жену убитого Квасира.
Лодка, застрявшая на холме, выглядела столь же странно, как рыба на спине коня. И, тем не менее, мы припустили к ней, спотыкаясь и оскальзываясь на ледяном склоне. Позади струга громоздилась обледеневшая куча бревен, которые используют для того, чтобы в летнее время посуху перетаскивать лодки из Дона на Волгу. А еще дальше громоздилась едва различимая в утренних сумерках крепость. Издали она напоминала огромного великана, прикорнувшего на холме. И великан этот, судя по всему, просыпался — оттуда доносился звон оружия, кое-где мелькали огни.
На палубе струга уже толпились побратимы. Они что-то укладывали и перетаскивали, не обращая внимания на скрип перегруженных веревок.
— Торгунна! — закричал я, стараясь перекрыть хор возбужденных голосов.
Я подпрыгнул и вскарабкался на борт судна. Гизур провел меня туда, где лежала укутанная в кучу шалей и плащей Торгунна. Выглядела она изможденной и бледной, но глаза были открыты. Она даже умудрилась улыбнуться мне навстречу, хотя на ресницах повисла готовая скатиться слеза. Тордис упала на колени возле сестры. Женщины порывисто обнялись. Плечи обеих сотрясались от рыданий, в которых, как мне казалось, в равной степени смешались и горечь потери и радость от воссоединения семьи.
— Мы забрали его с собой, — неловко сказал я, глядя на застывший, окровавленный сверток, который некогда был Квасиром. — Возвращаемся домой.
— А как же серебро? — немедленно откликнулся Гизур.
При разговоре его колючая черная борода шевелилась так, что Гизур напоминал человека, решившего закусить ежом.
— Мы должны вернуться за ним, — поддержал Хаук. — Как только выберемся отсюда, снова махнем в гробницу.
— Вернуться за ним, — эхом откликнулся Коротышка Элдгрим; затем помотал головой и спросил: — За чем вернуться? И с кем мы сейчас сражаемся?
