– Беникоф слушает, говорите.
– Доброе утро, Бен. Надеюсь, вы здоровы?
– Брайан! Как твои дела? И какого дьявола ты делаешь в Стокгольме?
Его телефон, разумеется, сразу же определил, откуда звонит Брайан.
– Наслаждаюсь свободой, Бен. А дела у меня идут прекрасно. Нет, прошу вас, ничего не говорите, только слушайте. Вы можете достать для меня действующий американский паспорт и доставить сюда?
– Да, наверное. Несмотря на то что сейчас предновогодние дни. Но…
– Значит, договорились. Никаких «но», никаких вопросов. Доставьте мне паспорт, и я расскажу вам все, что произошло. Желаю приятного полета.
Он положил трубку, но через мгновение телефон громко зазвонил.
– Это опять Беникоф, – сказал Свен.
– Не стоит отвечать, правда? Ты заметил маленький бар, что в вестибюле направо?
– Да.
– Не хочешь пойти туда со мной? Я намерен в первый раз отведать шведского пива. И можешь не наряжаться по этому случаю.
– Ты не собираешься сообщить мне, какие у тебя дальнейшие планы?
– Все расскажу в баре. Пошли.
– С удовольствием составлю тебе компанию. Мне самому очень хочется.
В лифте никого не было, но когда дверцы кабины открылись на первом этаже, там ждал лифта какой-то пожилой швед.
– Godafton,[24]– сказал ему Свен, выходя из лифта.
– Godafton, – ответил тот, посторонившись, чтобы дать им пройти, и проводив их широко открытыми от удивления глазами.
– Швеция – очень вежливая страна, – заметил Свен. – Раз уж я ношу такое имя, я решил, что следует кое-что о ней узнать, когда ты сказал, что мы сюда направляемся.
Дежурная за конторкой, как и все дежурные в мире, видела все, но лишь улыбнулась им – словно трехглазые машины ходили мимо нее каждый день.
– Если вы в бар, я вызову кого-нибудь, чтобы вас обслужили.
Девушка, появившаяся за стойкой бара, оказалась не столь хладнокровной. Она отказалась выйти к ним, чтобы принять заказ, а если и говорила по-английски, то все вылетело у нее из головы, и она ничего не поняла, когда Брайан попросил пива.
– Min van vill ha en ol, – сказал Свен. – En svensk ol, tack.[25]
– Ja[26]… – ахнула она и скрылась за дверью. Немного придя в себя, она снова появилась с бутылкой и бокалом, но приблизиться к Свену так и не решилась и поэтому подошла к Брайану кружным путем, в обход соседнего столика, и, подав ему пиво, тем же путем вернулась обратно.
– Очень интересно, – сказал Свен. – Как тебе нравится пиво?
– Замечательное.
– Теперь ты расскажешь мне, какие у тебя планы?
– Ты и так знаешь. Мой план наступления основан на том, что военные обожают секретность и не любят быть в центре внимания. К концу прошлого века, перед тем как все стало известно, секретный бюджет Соединенных Штатов предусматривал расходы более чем в восемьдесят миллиардов долларов в год на такие вещи, как совершенно бессмысленный бомбардировщик «Стелс». Очевидно, что генерал Шоркт вел со мной такую же игру – во имя национальной безопасности он держал меня под замком и скрывал само мое существование. Так вот, теперь я бежал из тюрьмы. Весь мир скоро узнает, что я здесь, что ты существуешь. Мы выбрались из темного чулана на солнечный свет. Я не собираюсь раскрывать подробности устройства искусственного интеллекта – это коммерческая тайна, и в моих же интересах держать язык за зубами. Тебя я тоже прошу не входить в эти подробности.
– Иначе посадишь меня обратно в чемодан?
– Свен, никак ты отпустил шутку?
– Спасибо. Я много работал над собой в этом направлении. Рискуя быть заподозренным в сентиментальности, вынужден сказать, что обязан своей жизнью и самим своим существованием тебе. Уже по этой причине я никогда не сделаю ничего такого, что может причинить тебе вред.
– A y тебя есть и другие причины?
– И много. Надеюсь, ты не обвинишь меня в антропоморфизме, если я скажу, что ты мне нравишься. И я считаю тебя своим близким другом.
– Я тебя тоже.
– Спасибо. И если мы говорим как друзья, то ты не боишься за свою личную безопасность? На тебя уже совершали покушения. А военные…
– С тех пор, как распустили ЦРУ, США, по-моему, уже не прибегают к убийствам. А что до тех, других, то я собираюсь вывести их на чистую воду. Я расскажу прессе все, что о них знаю. Доведу до их сведения, что у них в руках не тот искусственный интеллект, что его усовершенствованная модель теперь принадлежит «Мегалоуб» и правительству Соединенных Штатов. Кто бы они ни были, теперь они могут участвовать в деле, только если купят акции компании. Время секретов прошло. Убить меня теперь будет для них просто вредно. Похитить меня – или тебя – было бы больше в духе современного промышленного шпионажа. Но я уверен, что шведское правительство такого никому не спустит. Особенно после того, как я сообщу ему, что если оно меня поддержит, то окажется первым в очереди на покупку искусственного интеллекта. «Мегалоуб» пойдет на это ради нашей безопасности. Любая фирма заинтересована в том, чтобы продавать свою продукцию и получать прибыль, а у Швеции много крон.
Через двадцать минут прибыл первый репортер – очевидно, кто-то позвонил в редакцию. Он еще не успел включить свой диктофон, как позади него появился телеоператор и начал снимать.
– Моя фамилия Люндвалль, я из «Дагенс Нюхетер», вот мое удостоверение. Не скажете ли вы мне, сэр, что это за машина сидит… можно так сказать?.. напротив вас?
– Это машинный интеллект. Первый в мире.
– Машинный интеллект? А он может говорить?
– Вероятно, лучше вас, – сказал Свен. – Сказать ему еще что-нибудь?
– Нет. Только после того, как мы переговорим с Беном. Пойдем к себе.
Выйдя в вестибюль, они обнаружили там толпу возбужденных журналистов. Засверкали вспышки, посыпались вопросы. Брайан протолкался к дежурной.
– Простите меня за эту суматоху.
– Ничего, сэр. Полиция уже едет сюда. Мы в нашем отеле не привыкли к таким вещам, и это не доставляет нам удовольствия. Порядок будет скоро восстановлен. Вас соединять, если будут звонить?
– Пожалуй, нет. Но я жду гостя – некоего мистера Беникофа. Когда он появится, пропустите его. Думаю, это будет завтра.
Вернувшись в номер, Брайан включил телевизор и увидел себя со Свеном в экстренном выпуске новостей шведского телевидения. Не прошло и нескольких минут, как новость подхватили другие станции и разнесли ее по всему миру. Время секретов и в самом деле прошло безвозвратно.