Она проползает несколько метров, отделяющих ее от двух фигур.
– Ты – Марко? А ты, должно быть, Елена?
Картинки на стенах. Странные картинки мелками. Фигурки. Словно загадочный, неземной язык, привезенный сюда на космическом корабле из отдаленного будущего.
– Все хорошо, – шепчет она детям, обнимая их, ощущая тепло их тел. – Все хорошо, Марко и Елена. Вам больше не надо ничего бояться.
И тут она слышит голос, угадывает четыре белых птичьих крылышка, трепещущие над ее головой.
«Мы тоже больше не боимся», – шепчут птички, и Малин прижимает детей к себе, ощущая биение пульса в их живых телах. Но в этот момент тиканье в комнате, через которую она прошла к детям, сменяется звонком. Малин не хочет отпускать детей, хочет окружить их любовью, но надо заняться этим звонком.
Она берет детей на руки, выносит из комнаты. Немыслимо оставить их здесь даже на секунду.
В углу – большой белый ящик. Малин отпускает детей, и те кричат. Она падает на колени, подползает к ящику и открывает его.
Пятьдесят пять.
Пятьдесят четыре.
Провода и прозрачные металлические трубки. Цифровой часовой механизм с цифрами, динамик, из которого несется звонок… Дети замирают за спиной у Малин.
Взрывчатка.
Килограммов десять. Капсюль.
Пятьдесят.
Никакой кнопки выключения.
За какой провод потянуть? За черный или за белый?
Или за красный?
Или за зеленый?
Пот струится по лбу
Сорок пять.
«Все полетит к чертям, если я прикоснусь к бомбе. Она взорвется. Проклятый звонок!»
Сорок.
Малин поворачивается, хватает детей под мышки и несется прочь из подземелья, из комнаты в комнату, по коридору, наверх, наружу, на нижнюю террасу, считая про себя, хотя звонка за спиной уже не слышно.
Тридцать пять.
Тридцать четыре.
Она уже на второй террасе. Зак видит ее. Он весь в крови, но он улыбается; дети кричат, и она пытается успокоить их, не переставая бежать. Зак один, где же Леопольд Куртзон? Малин видит, как Зак указывает через перила, произносит: «Он покачнулся и упал, когда я помогал ему встать», – и Малин понимает, что произошло; она слышит, как шипят и рычат вараны, разрывая на куски тело Леопольда Куртзона.
Двадцать два.
– Там бомба! – кричит она и отдает Заку девочку, Елену, зная, что он сможет нести ее, несмотря на рану, – видит это по его глазам. – Она вот-вот взорвется, прочь отсюда!
Зак кричит:
– Поэтому он и улыбался, этот гад!
Он бежит за ней, держа девочку на руках, они взбегают по лестнице и кидаются к выходу.
Десять.
Девять.
Через дверь наружу, в сад. Вараны их не преследуют, они заняты другими делами.
Восемь.
Семь.
Насколько мощная бомба?
Как далеко мы должны отбежать, чтобы не превратиться в пепел?
Шесть.
Пять.
Четыре.
Они уже в пятидесяти метрах от дома, несутся по мокрой от росы траве, устремляясь к морю, выбегают на мост. Неужели весь мир сейчас остановится?
Три.
Два.
Малин и Зак останавливаются, переводя дух, обнимают детей.
Один.
Может, надо было еще дальше?
Ноль.
Глава 61
Грохот.
Остров словно вибрирует позади них, весь дом сотрясается, мост прогибается – только бы выдержал.
Воздух становится плотным, и все тело Малин будто затягивает в агрессивный вакуум.
Они стоят посреди моста, прижав к себе детей, пытаясь устоять в вертикальном положении, оборачиваются, видят, как дрожит особняк братьев, как изгибается причудливой формы крыша, как невидимая сила рвет на части деревья и кусты, а мост под ними вибрирует еще сильнее.
Затем крыша дома исчезает, ее прижимает к ночному небу.
Огромное облако темно-серого дыма приближается к ним с острова, и весь мир исчезает за пеленой пепла, дыма и пыли.
Малин опускается на колени, ощущая протест деревянных досок моста, одной рукой закрывает рот мальчику, помогая ему дышать правильно, видит, что Зак делает то же самое – и они вместе с девочкой исчезают в дыму.
Ты сейчас умрешь, Зак?
Маленькие зеленые ядовитые струйки мелькают среди дымовой завесы.
Где Зак? Пропал. Девочка у него на руках…
Но тут дым понемногу рассеивается.
Малин видит Зака и девочку. Они тяжело дышат, грудь вздымается и опускается.
Мальчик у нее на руках хватает ртом воздух.
Они окружены ядовитым дымом.
Но он не мешает детям дышать.
Эпилог
Хельсингланд, июнь
Мама здесь.
И папа.
Мы снова вместе, как одна семья.
Боли больше нет, Малин. Никаких желаний.
Только одно вечное «сейчас», в котором мы все вместе.
Кто наш настоящий отец, Малин? Наш биологический отец?
Его здесь нет, хотя он должен был бы быть. Но кто он? Тень, дерево в лесу, насилующее молодую женщину?
Наша настоящая мама осталась в своем доме в подземелье. Ее отец и братья – еще глубже, в тех кругах, о которых невозможно говорить.
В камере следственной тюрьмы возле парка Крунубергспаркен Йоксо Мирович играет со своими детьми. Ему разрешают видеться с ними, и они будут окружены любовью в семье своей тети, которая согласилась взять их к себе. У нее они и будут расти все те долгие годы, пока их отец будет сидеть в тюрьме.
Мы видим, как они играют, смеются и радуются, они полны жизни, и его мы тоже понимаем. Их маму мы видим отсюда, она не рядом с ними, но в том же космосе, что и мы.
Один раз к нам заходила твоя мама, Малин, и спрашивала, как у тебя дела. Ведь у тебя все хорошо, не так ли? Теперь-то ты наконец счастлива?
Твоя мама не хотела, или не могла, или не решилась приблизиться к тебе или еще к кому-то из вас.
А теперь мы исчезаем, Малин Форс.
Нам пора. Мы будем играть, как будто мы люди, которые заняты тем, чем обычно заняты люди.
Мы видим тебя в последний раз, Малин.
Спасибо тебе за все.
