Поначалу это была мимолетная идея. Но она овладевала мною все больше и ко дню следующей встречи уже господствовала над всем, что я делал, о чем думал. Я как будто вдруг выяснил, что серьезно болен, и одновременно понял, что только один человек на свете может меня вылечить.
Это была любовь, я знал, потому что ощущал беспримесную боль. Как будто адский голод вкупе с безысходным одиночеством породил изнурительный недуг, предвещающий смерть страдальца. Патологическое состояние, некая форма безумия. Я должен был заполучить эту женщину любой ценой. Я видел, что все происходящее со мной теперь хуже, ужаснее, чем жизнь без жены. Я как бы сделал следующий шаг. И подумать было нельзя, что все произойдет с такой быстротой. Я заранее сходил с ума от страха, воображая, каково мне будет снова оказаться в одной комнате с доктором Милкреест. Мне хотелось сжать ее в объятиях, целовать, зарыться лицом в ее волосы. Хотелось съесть ее, да, да, проглотить, и чтобы она сама этого потребовала, чтобы лежала обнаженная и шептала: «Возьми меня…»
Последний раз нечто похожее я испытывал в школе — такое отчаяние, неверие в свои силы, такую беспомощность. Я знал — она испугается, если я объявлю ей о своих чувствах, поэтому я их скрывал, но во время последующих встреч много говорил о сексе: снах, импульсах, случаях из прошлого — по большей части сочиняя их на ходу. И часто заводил разговор о своей повышенной сексуальности и о том, что наш брак с Алисон распался из-за холодности моей жены.
— Мне это было необходимо — не для самоутверждения, но потому, что я считаю секс и работу самыми мощными стимулами в человеческой жизни.
Это уже был явный кивок в сторону фрейдистских убеждений доктора Милкреест.
Она спросила:
— И что же вы получали в ответ?
— По большей части — очень немногое. А ведь по природе я невероятно страстный человек.
Она улыбнулась и произнесла что-то неразборчивое.
Ох уж этот акцент! Она пыталась сказать «Энни Холл». Спросила, видел ли я этот фильм. Я сказал: «Да». Она напомнила мне сцену, где Вуди Аллен сообщает своему психоаналитику, что Энни фригидна: «Заниматься любовью она хочет только три-четыре раза в неделю». Сама же Энни в эту минуту жалуется своему психоаналитику, что Вуди ненасытен: «Он хочет заниматься любовью три или четыре раза в неделю».
Я возмутился: затронута серьезная проблема, а она мне — про легковесную комедию! Интересно, понравилось бы ей, если б я сравнил ее с нью-йоркским психиатром из картины Вуди Аллена? Но я сдержался. Меня можно было обидеть, но я был слишком сильно влюблен в нее, чтобы отступиться.
— Порочность многообразна, — заявил я. — Меня часто ужасно тянет поэкспериментировать.
— Да?
Я внимательно следил за ее лицом, за глазами, живущими своей отдельной жизнью.
— Однако неразборчивостью я не отличаюсь. Мало кто мог тронуть мое сердце. Я очень редко влюблялся.
— А когда влюблялись, что вас привлекало в женщине?
— Сила, красота, ум, искренность, честность. Отчасти роль играло физическое влечение, но в большей мере мне хотелось обрести новое знание — глубоко заглянуть в душу. Именно в душу. Другого слова я не подыщу.
— И это чувство делает вас счастливым?
— Оно делает меня несчастным.
— Продолжайте.
— Я и теперь несчастен.
— Да?
— Доктор, я люблю вас. Я не могу без вас жить.
Она ничуть не смутилась.
— Это естественно, это следствие отношений с врачом в период лечения.
— Что я как раз и предполагал.
— Правильно. Идет процесс перенесения чувства. Мы можем проанализировать перенос любви… — Она улыбнулась и поглядела на свои часики. — В следующий раз.
Я так любил доктора Милкреест, что не мог отделить себя от нее, граница между нами исчезла, мы были единым целым. Мое время кончилось. Меня мучили стыд и унижение, но разве это было важно?! Ведь я любил — сомневаться не приходилось. И хоть и поплелся понуро к выходу, понимал, что полностью с ней не расстаюсь. Я жаждал вернуться, но и страшился этого, вспоминая, как страдал в кабинете, сидя рядом с ней, тогда как мне хотелось лежать на ней, срывая ее одежду и все глубже в нее погружаясь.
Новая любовь отвлекла меня от мыслей о разрыве с женой, однако создала новую и весьма неожиданную проблему. Раньше я пребывал в оцепенении, не зная, что со мной произошло и произойдет. Теперь я нашел решение: надо любить доктора Милкреест и стать ее любовником. Она — мое спасение. Я оставил Алисон. Было бы нелепо искать путь назад. И останавливаться нельзя, надо двигаться вперед и найти свою утраченную половину. Доктор Милкреест была моей второй половиной, моей другой жизнью. С ней я был целостной личностью.
Во время следующего сеанса я сказал:
— Мне необходима любовная близость с вами. Мысль о жизни без вас невыносима.
— Что ж, давайте обсудим эту тему.
— Но я хочу услышать, что вы об этом думаете.
Вполне равнодушно улыбнувшись, она произнесла:
— Я ваш врач. Ни о каком другом отношении к вам, кроме профессионального, не может быть и речи.
— Вы даете мне понять, что ни капельки не увлечены мной?
— Это интересно. И часто вы пытались выяснить у незнакомых женщин, не увлечены ли они вами?
— Нечасто. Только у тех немногих, которых любил.
— И какие же, по-вашему, достоинства они в вас видели?
— Бога ради, перестаньте задавать мне медицинские вопросы. Разве ничего не значит то, что я сказал? Что люблю вас?
Она нахмурилась, и тут я увидел, с какой легкостью она, изобразила на своем лице неодобрение — словно это выражение было свойственно ей от природы. Она сказала:
— Вам не следовало бы забывать, что вы говорите и где находитесь. Вы мой пациент. Я была достаточно осмотрительна. Вы обо мне ничего не знаете.
— Знаю больше, чем вы думаете.
Разумеется, я блефовал, но — по тому, как она пыталась это скрыть, — понял: что-то ее встревожило.
— Вам нужно проанализировать эти чувства, мистер Медвед. Если вы в них разберетесь, будете знать о себе больше, чем раньше.
— О себе я знаю все. Я хочу больше узнать о вас.
Это ей понравилось, словно в конце концов я признался в своей неосведомленности.
— Вы мой единственный друг! — продолжал я — весьма патетически, как мне показалось. — Я хочу на будущей неделе пойти с вами на концерт Бостонского симфонического оркестра, а потом пригласить вас поужинать.
— Прекратите фантазировать на эту тему.
— Вы всегда поощряли мою склонность к фантазиям.
— Чтобы их понять, а не воплотить в жизнь, — ответила она коротко — точно щелкнула замком сумочки.
