Я выбрал свободное местечко на его рабочем столе и сел, уставившись ему прямо в глаза. Ну, ей-богу, словно собственное отражение разглядывал!..
Не знаю, просек ли он нашу поразительную похожесть, узрел ли он во мне САМОГО СЕБЯ так, как это увидел я, но, глядя на него, можно было дать хвост на отруб, что вздрючился он нервно не меньше меня. Но держался при этом — великолепно! Как я.
Уже в следующее мгновение он совершил то, что наверняка совершил бы и я. Он оставил стакан с виски на столе, подошел к небольшому холодильнику и открыл дверцу. Достал оттуда несколько листиков нарезанной колбасы, паштет, сложил все это на тарелку, принес к столу и поставил передо мной. Затем вернулся к холодильнику, вытащил из него открытую банку сгущенного молока и вопросительно посмотрел на меня.
— Сгущенку лучше слегка разбавить водой, — сказал я ему по-шелдрейсовски.
— Холодной или горячей? — через малюсенькую, почти незаметную, паузу спросил он.
Я понял, что эта крохотная пауза была необходима ему для окончательного осмысления происходившего ЧУДА.
— Не очень холодной, — попросил его я.
* * *
В отличие от моего первого случайного плавания по маршруту Россия — Германия, где я, прямо скажем, был всего лишь пассажиром-нелегалом, тайно состоящим при Водиле и его грузовике, сегодняшнее мое пребывание на «Академике Абраме Ф. Иоффе» носило совершенно иной характер.
Тогда я перемещался по воде в плавучих условиях небольшого западного города — с почти тысячей грузовых и легковых автомобилей, с магазинами, ресторанами, концертными залами, кафе и ночными барами. С казино, проститутками и бандитами всех мастей и национальностей. Плюс человек семьсот нормальных пассажиров и триста пятьдесят человек команды!
Я даже название этого плавучего чудовища не помнил. Водила мне как-то говорил, но оно у меня из головы выскочило...
Другое дело — «Академик Абрам Ф. Иоффе».
Команда — семнадцать человек. Пассажиров — один. Это я.
Никаких автомобилей, ресторанов. Небольшая кают-компания с телевизором и видиком. Она же — столовая, она же — комната отдыха.
Только не воображайте, что мы такие уж маленькие. Ничего подобного! Длина — как от нашего Петербургского дома до шашлычной Сурена Гургеновича. Шура говорил — там метров сто пятьдесят.
Загрузка у нас не полная. Пятьсот сорокафутовых контейнеров. С чем бы сравнить?.. Ну, как полтысячи Водилиных фургонов без колес. Кстати, все цифры со слов Капитана. Я в них — ни ухом, ни рылом. Вот эту жуткую тяжесть и волочет на себе наш глубокоуважаемый «Академик Абрам...» Ну, как его? «... Ф. Иоффе».
А над всем этим, как говорят в море, «Царь и Бог, и Воинский начальник» — КАПИТАН АЛЕКСЕЙ-ИВАНОВИЧ-КЭП-МАСТЕР. Или, как некоторые еще называют его за глаза — ПАПА.
По поводу того, как мы будем называть друг друга, мы договорились с самого начала, — как только я прикончил колбасу, паштет и разбавленную сгущенку.
Ему очень понравилось мое имя Мартын. Он сказал, что это прекрасное мужское имя и он будет меня звать только — Мартын. Никаких «Кысь»! Кыся — это что-то неопределенное, сказал он. Не то кот, не то кошка. И годится «Кыся» разве что для каких-нибудь сугубо домашних Мусек, Пусек, Мурзиков и Барсиков, а не для такого самостоятельного кота, как я.
Я ему тоже сказал, что если он не возражает, то я буду называть его — «Мастер». Ибо «Капитан» — слишком официально, я у него не служу, а всего лишь пользуюсь его гостеприимством; «Алексей Иванович» — тяжеловесно и утомительно; «Кэп» — излишне фамильярно, а «Папа», извините, звучит просто пошловато. Поэтому я считаю, что «Мастер» — в самый раз.
— Отлично. Мне «Мастер» тоже больше нравится. А вот откуда это у тебя такие отметины? — Он осторожно коснулся шрама, идущего через всю мою морду.
— От разных драк с Котами и Собаками, — ответил я. — А у вас?
— Один тоже от драки. Но очень давно. Еще когда я был курсантом мореходки. А второй — чистая случайность...
И рассказал, как несколько лет тому назад один болван вызвался буксировать его «Волгу» и тянул не плавно, как положено, а рывками. Стальной трос, конечно, лопнул, размолотил лобовое стекло «Волги» и чуть не снес полголовы Мастеру, сидевшему за рулем своей машины.
— С тех пор я больше всего на свете боюсь неквалифицированных идиотов, — сказал Мастер. — Буксируют ли они автомобили или пытаются руководить государством...
* * *
За обедом в кают-компании Мастер отрекомендовал меня команде, свободной от вахты. Остальным — после обеда, по ходу осмотра судна. Знакомил с каждым. Сначала представлял меня, затем своего подчиненного. Называл его имя и должность. И кличку.
Так, например, я узнал, что палубная команда матросов называется «рогачи» или «рогали», что радиста зовут Маркони, а старшего помощника капитана — Чиф. Боцман — Дракон, про Деда — старшего механика и его «маслопупов» я уже рассказывал. А вот матроса-токаря, в хозяйстве которого, как выяснилось, я провел всю первую ночь, звали просто и незатейливо — Точило.
Матросу-плотнику по прозвищу Колобаха было приказано соорудить для меня туалет — специальный ящик с песком, а матросу-приборщику с кличкой Кандей (от морского названия помойного ведра — «кандейка») было поручено ежедневно менять в этом ящике песок.
На капитанском мостике я был познакомлен со вторым и третьим помощниками Капитана. Там же, на мостике, мне был отведен специальный наблюдательный пункт — на главном компьютере. Оттуда я мог свободно смотреть вперед — в тревожную серую, грязно-белопенную воду, которой не было ни конца, ни краю...
Одна немаловажная деталь. Еще у себя в каюте Мастер взял с меня слово ни с кем на судне не вступать в Телепатический Контакт. Рейс ему предстоит тяжелый — их, слава Богу, зафрахтовала одна западная фирма, и они будут вламывать еще месяцев пять без захода в Питер. Домой вернутся не раньше лета. А это очень тяжелая психическая нагрузка. Если же я еще выступлю со своим Телепатическим Контактом — у половины экипажа наверняка поедет крыша. А в таком рейсе каждый на вес золота. Не говоря о валютных расходах на лечение и транспортировку из собственного кармана. Потому что они теперь, после развала российского торгового флота, исключительно на самоокупаемости. Сами на Западе ищут — кому запродаться, сами заключают контракты — зачастую грабительские, где потерпевшей стороной все равно будет русское судно, меняют российский флаг на какой-нибудь либерийский, и — вперед!..
Но хоть есть работа! Хотя бы есть на что жить...
А если капитан не только приличный судоводитель, но еще и толково шевелит мозгами, и обладает четкой деловой хваткой — тогда можно вывернуться из любого положения.
Например: не попадать в идиотские ситуации, как попали две трети российских грузовых и торговых судов, арестованных во всех иностранных портах мировой акватории за неуплату долгов. И помощи им ждать неоткуда. Нашему правительству на них насрать со Спасской башни...
