Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
— Позвольте, значит, кровь вы всё-таки видели? — насторожился полковник.
Я не знал, как точнее объяснить:
— Это мало… Вначале они его так били, когда диктат писали, — я показал локтём и ладонью, — мало кровь из носа была… А потом — больше, бабло, бабло, сюка… я был против, они меня в ванную затаскали… Я слушал шум, стук, громот… Удары, — я постучал по столу (полковник не перебивал). — А потом стекло звенелось… крик… И всё… Как из ванны вышел — никто был… А он уже там лежал, вниз…
— Ну, предположим. А вы? Вызвали «скорую помощь», милицию? Врачей? Сообщили портье о преступлении? Что вы сделали?
— Нет… скорая… я сам скорей… Люди же видят на улице? Вызовут? Куда я ещё? Я сам скоро уходил сразу…
Он что-то записал на листке:
— Вот и ещё одна статья — неоказание помощи. Может быть, он был ещё жив?
— А он не жив?
Полковник зловеще ответил:
— Нет, не жив. Позвоночником на решётку напоролся… Это помимо рта и прочих художеств… Значит, вы были в ванной, ничего не видели? — Пальцы полковника замерли. — Кто его выкинул, кто резал?
— Не видел… Пока я там был, никто не резал и не кинул. Только радикал ножом играл, пеперуди…
— Что, кличка?
— Нет, это «бабочка». Нож такой…
Он искоса бросил взгляд, нашёл ручку:
— Имена, данные этих подонков, ваших друзей!
Я стал заслоняться рукой от этих слов:
— Каких?.. Таких друзей — под музей!.. Так, партия…
— Где познакомились?
— В Петерсбурге.
— Кто познакомил?
— Никого. В кафе сидел, они — рядом.
Я решил Виталика не втаптывать в это дело не только потому, что нечестно, но и потому, что Виталик еще может понадобиться помочь убежать. Надежда умирает предпоследней, последним умирает человек.
— Да, я в кафе ел кофе с пончиком, слышал новые лексемы. И вот — про глаголы говорят. А русские глаголы — это загадочное… пирамида… Ну, так… Начались тары-бары-разбазары, протёрки… Так.
— Кстати, откуда в вашем номере целый рюкзак листовок фашистского содержания? Вы их из Германии привезли?
— Какое!.. Это их… Они принесли… При заборе возьмем… Потом.
— Имена, фамилии, приметы фашистов! Где они живут, конечно, не знаете?
— Знаю, в Петерсбурге. Один — Исидор. Пещёристый, кажется. Или Пещанистый… Или Пещеровый, да…
Полковник недовольно поднял глаза на уровень моего лба:
— Это что, клички?.. Учтите, пока мы их не поймаем, вы будете сидеть! Да-да, будете сидеть в тюрьме, пока мы эту сволочь ловить будем, — вы же свидетель, а может, и соучастник. Так что давайте поконкретнее — где, кто, что? В ваших же интересах!
О, этого не хватает! Пока их поймают! Пока их не поймают! Может, через год их не поймают? Ловить будем, процесс! Но что я знаю о них?
— Один, кажется, в университете петерсбургском, на экономии… Он — главный, Исидор. Его помощник — Флор Манякин… или Банякин, не помню… Такой, люмпеновый… Он — народное крыло, люмпенович… Вот, всё. Ещё радикал… Весь чёрный… имя и лицо не знаю…
— А чем они заняты?
— А этим… Акции, листовки…
— Какие акции? Взрывать хотят что-нибудь? — Полковник волнообразно повёл руками.
— Не знаю. Говорили, на рынке… Карачуркесия… Колпакария… Потом еще что-то… 17-й год, террорщина… Вы не слышали?
Но полковник не хотел вступать со мной в беседы и спрашивал дальше: сколько раз и где я встречался с этими фашистами, что им было конкретно нужно. Я стал перечислять:
— Ну, взносы… 100 долларов… Потом — хочешь гауляйтер в Германии… Не буду! Ну, бюро открыть… Как пуристы в Англии… А я чтобы там — в бюре гауляйтер… За три тысячи долларов…
Полковник усмехнулся:
— За десять тысяч они бы вас китайским императором сделали… Да, Фредя, крепко вы влипли… — заключил он, встал и прошёлся до тайной двери и обратно.
— Как? — не понял я и признался: — Я волноваюсь, плохо понимаю…
— Может, переводчика вызвать?
— Для чего?
— Для допроса.
— А это что эдакое? Сейчас не допрос?
Полковник переложил на столе какие-то предметы:
— Нет, это разминка… Неофициальная беседа…
Это был какой-то знак. Раз неофициальная, то можно спросить, тоже неофициально:
— А что дело? Что меня обвиняют? Явка с неповинной?
Полковник раздражённо сказал:
— А вы сами не знаете?
Я искренне признался:
— Нет. Я же с узбеком не сделал?..
Полковник вытащил из папки бумагу и сказал:
— Узбек — это только часть вашего дела… Вы, господин Боммель, обвиняетесь по шести… нет, даже уже по восьми статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, и не имеет значения, что вы — гражданин Германии, ибо все преступления были совершены на территории Российской Федерации в момент нахождения данного лица пределах правового поля Российской Фе-дерациии отвечать он должен по всей строгости законов Российской Федерации…
Я от взволнованной неожиданности привстал со стула:
— Чего? Не понял? Как это? — но он рукой указал мне не дёргаться:
— Сели. Сейчас объясню. И предупреждаю — все статьи тяжёлые и неприятные… Что-нибудь, может, и отпадет в процесс следствия, но основные останутся до суда…
В процессе? До суда? Что это? Какие? Узбек… Следствите… А ещё?…
Полковник втащил на стол плотный коричневый конверт (на котором была приклеена полоска бумаги с номером), взял оттуда бумагу, начал медленно читать:
— Итак. Экстремизм — раз. Связь с радикальными группировками — два. Распространение листовок фашистского содержания — три. Организация убийства из националистических побуждений и с целью наживы — четыре. Нанесение тяжких телесных, со смертельным исходом — пять… Хранение наркотиков — шесть… Подделка и распространение фальшивых денежных знаков — семь. Ну и торговля алмазами — восемь… — Он достал из конверта серьгу проклятого коня из бюро и кинул её на стол. — До 15 лет тянет по совокупности…
Я был раздавлен. В голове мелькнуло, что приставка «до» всегда означает действие до чего-то. До 15 — это и 14, и 13… О, хосссподи! Только сумел выдавить:
— А наркотики… Откуда?
— От верблюда! Пакетик с анашой был найден в вашем номере при обыске… Вот, протокол обыска, всё честь честью… — Он потряс еще одной бумагой, вытащил из конверта целлофановый пакетик и понюхал. — Анаша ты, анаша, до чего ж ты хороша!..
— Это не моё. Чужое…
— Чьё, если не секрет?
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
