Три францисканских монаха беседовали у мраморного фонтана. За ними возвышался высокий, красивой формы римский кантарус белого мрамора, должно быть, попавший сюда из каких-нибудь древних терм, и из его изящного устья бил небольшой фонтанчик воды, а другая струя стекала из «тела» сосуда в мраморную чашу. На заднем плане была церковная паперть, поддерживаемая колоннами африканского мрамора. Один из братьев, сошедшихся у фонтана, был римским жителем, двое других — паломниками. И все трое были бельгийцами. Они только что вышли из ближайшей церкви, Сан-Франческо-а-Рипа, стоящей в ограде монастыря, где останавливался святой Франциск в 1219 году, когда приезжал в Рим попросить у папы благословения на основание нового ордена. Монахи ни о чем другом, кроме как о посещении этой церкви, и говорить не могли. Им даже довелось помолиться в келье святого Франциска!
Знаменитая фигура святой Цецилии, изваянная Мадерной, находится ниже алтаря церкви. Святая предстает перед нами такой, какой ее увидели открывшие гробницу в XVI веке. Это копия той статуи, которую я видел в катакомбах святого Каликста. Под церковью я увидел и парильню, где святую заперли ее гонители. Свинцовые трубы все еще пронизывают кирпичную кладку.
Рядом с дверью церкви — могила англичанина, кардинала Адама Истона из Хертфорда. Он был настоятелем церкви Святой Цецилии в период правления Ричарда II и умер в 1397 году. Меня взволновала эта тонкая ниточка связи между Трастевере и чистеньким маленьким английским городком, и, как только выдалась минута, я отправился в великолепную библиотеку Британской школы в Риме, чтобы выяснить, как случилось, что Адам Истон умер так далеко от дома. Это оказалась странная и дикая история.
Когда папы вернулись в Рим из Авиньона, священная коллегия состояла почти полностью из французов, и король Франции рассчитывал прибрать папство к рукам. Григорий XI, вернувшийся в Рим с помощью святой Екатерины Сиенской, скончался в 1378 году. Кардиналы собрались, чтобы выбрать ему преемника. Кровожадная римская толпа призывала выбрать римлянина, а не француза и даже протыкала, стуча копьями, половицы комнаты, где заседал Конклав. Испуганные кардиналы выбрали неаполитанца, Бартоломью Пригнано, архиепископа Бари, который, как они надеялись, стал бы послушно исполнять их волю. Вместо этого Урбан VI, как он пожелал называться, оказался настоящим зверем и начал реформы с самих кардиналов. Он был груб, неистов и в высшей степени бестактен, а некоторые католические историки даже считали его немного сумасшедшим. Но я не думаю, что он действительно был безумен, и сейчас приведу все свои резоны.
Ненавидя папу, которого они избрали, большинство кардиналов бежали из Рима и выбрали антипапу, Климента VII; затем началась гражданская война между Урбаном и Климентом. Европа разделилась. Франция, конечно, была на стороне Климента, Англия — на стороне Урбана.
Те кардиналы, которым не удалось бежать, и среди них Адам Истон из Хертфорда, попали к Урбану в плен, и это был единственный случай в истории, когда папа остался один, вообще без кардиналов. Будучи осажден в своем замке, яростный понтифик регулярно появлялся у окна трижды в день с колокольчиком, книгой и свечой, чтобы предать анафеме своих врагов. Затем он приговорил к смерти всех кардиналов, злоумышлявших против него, за исключением Адама Истона, которого пощадили по просьбе Ричарда II. Затем Урбан создал совершенно новую священную коллегию.
Я полагаю, что Урбан VI был в своем уме, потому что святая Екатерина Сиенская взяла его под свое крыло и была на его стороне. Странная пара: яростный и страстный старыи папа, изрыгавший анафемы, как испускают военные ракеты, и святая, призывавшая его смирять свой гнев и быть кротким и смиренным! Победив своих врагов и вернувшись в Рим, этот ужасный старик снял туфли и вошел в Рим босой. Такого Урбана, пожалуй, не знал никто, кроме святой Екатерины. Она была в Риме, незадолго до своей смерти, когда римская толпа штурмовала Ватикан. Папа приказал распахнуть ворота настежь, он ожидал толпу, сидя на своем троне, и грудь его была открыта для кинжалов. Увидев его, чернь побросала оружие и все пали на колени. Если поведение Урбана и было «сродни сумасшествию», как сказал монсеньор Бодрийяр, по крайней мере, никто не осмелился бы утверждать, что ему недоставало храбрости.
Англичанин из Хертфорда пережил папу на восемь месяцев. Он бежал весьма интересным способом. Ему удалось контрабандой переправить письмо — De sua calamitate[129]— бенедиктинцам в Англию. Те отправились к Ричарду II, который попросил за его жизнь. Однако перед тем как отпустить Хертфорда, Урбан лишил его сана, и Истону пришлось восемь лет скрываться под видом простого монаха, пока, после смерти Урбана и избрания Бонифация IX, он не был восстановлен во всех своих правах. Стоя у могилы в Трастевере, я думал о том, что здесь покоятся кости английского ученого, который прожил свою жизнь еще до рождения доброго герцога Хамфри и Баллиолов, а ведь именно они всегда считались первыми английскими учеными эпохи Возрождения.
5
Паллии, которые папа посылает новым архиепископам и митрополитам, веками ткали монахини в Трастевере. Я обнаружил, что их монастырь примыкает к церкви Святой Цецилии. Это огромное старое здание, и мне сказали, что когда-то в нем была большая и богатая бенедиктинская община, но теперь лишь тринадцать монахинь живут здесь в бедности.
Каждый год 21 января, в день святой Агнессы, во время пения «Agnus Dei» к алтарю церкви Святой Агнессы на Виа Номентана приносят двух ягнят.[130]Они лежат в двух плетеных корзинах, украшенных голубыми лентами. После того как папа торжественно благословляет ягнят, их отправляют в Трастевере под присмотр монахинь до наступления Чистого четверга. Тогда их стригут, и шерсти каждый год хватало на двенадцать паллиев.
Это узкие белые шерстяные полоски шириной в три пальца, украшенные черными крестами. Их носят вокруг шеи и поверх облачения таким образом, что одна полоса опускается спереди, а другая сзади, и все это напоминает по форме букву Y.
В старые времена это древнейшее одеяние носил только папа, и даже сегодня только он один имеет право надевать его в любых случаях. Оно бесконечно старше, чем папская тиара, и момент, когда на папу во время коронации надевают паллий, является самым торжественным моментом церемонии, может быть, сравнимым с миропомазанием в коронации королей. «Прими паллий, — такие слова произносят, когда облачают в него папу, — во славу Господа, и Пресвятой Девы, Матери Его, и святых Апостолов, святого Петра и святого Павла и Святой римской церкви». Как только полоска шерсти ягненка ложится на плечи папы, он становится пастырем стада Христова; по крайней мере, такой смысл придали этому предмету в более поздние века.
Первые папы даровали паллий епископам как особое отличие; Григорий Великий послал первый палий в Англию святому Августину в Кентербери. В наши дни считается неканоническим для вновь назначенного епископа приступить к исполнению своих функций, не получив паллий, но, получив, епископ может его носить только по особо торжественным случаям; и его всегда хоронят с ним.
