Пожалуй, это хоть чуть-чуть, но утешало.
Песня прервалась, ведущая стала что-то рассказывать о некоей группе «Ойкумена», которая — совершенно неожиданно для всех — находится на вершине хит-парада радиостанции уже третью неделю.
— Обычно такое ожидается от, так сказать, мэтров — от Шевчука, Кинчева, Бутусова… Да вы и сами знаете, кто в последнее время занимал верхнюю строчку нашего чарта. А здесь произошло что-то странное — думаю, без колдовства уж точно не обошлось. В любом случае — вот она, песня, неожиданно опередившая все, что мы приготовили для вас. Итак, «Ойкумена», Санкт-Петербург…
Ведущая говорила еще что-то, когда зазвучала негромкая музыка. Кристина неожиданно подумала, что ее всегда это раздражало — болтливые ведущие на фоне уже начавшейся песни. Как будто им времени для своей болтовни мало. Зачем они так? Только портят все…
Она никогда не слышала «Ойкумену», поэтому подумала, что их солист должен быть парнем — ну, недаром же группу поминали вместе с Бутусовым и Шевчуком. Но нет — пела девушка, тихим, слегка вкрадчивым голосом. И этот голос, — в такт мыслям Кристины, — уводил куда-то, но совсем не в тот жутковатый мир, который только что возник в ее воображении.
Она снова представила себе те же самые узкие дворики, дома, тесно стоящие друг к другу, безлюдные скверы — но теперь никакой жути в них не было. Скорее уж, они были настроены дружески, пусть и слегка настороженно.
В этом мире было много непонятного. Почему-то над одним кварталом странного города светило солнце, в другом всегда шел дождь, а кое-где встречались январские сугробы. Где-то жили люди — и не только люди, но и какие-то совсем уж таинственные существа, где-то не было ни единой души.
Кристина словно бы пролетала над этим странным городом, пытаясь понять, что она видит и куда она попала.
А голос в наушниках звал и звал ее за собой — тихо, но властно.
Я не знаю, что завтра будет,
Но я знаю, что есть сейчас:
Завершится плетенье судеб
Парой-тройкой случайных фраз.
Блещет солнце в моих ладонях,
Я дарю тебе этот свет.
А потом я уйду тихонько,
Оставляя печаль — себе.
Я там, где Тьма, я там, где Свет,
Я жив, и в то же время нет,
И там, где гаснут искры дня,
Ты можешь повстречать меня.
В сырой ночи, в холодной мгле
Я руку протяну тебе.
Но если неба жгучий зной
Тебя накроет с головой —
Ты позови, и я приду.
Чтоб подарить тебе мечту…
А дорога сквозь миг рассвета
За собою ведет в закат.
Для других я рисую лето,
Забывая про рай и ад.
Для других я слагаю песни,
Что спасают в беде не раз…
Мне по-прежнему интересно
Жить для всех, став одним из вас.
Я там, где Тьма, я там, где Свет,
Я жив, и в то же время нет,
И там, где гаснут искры дня,
Ты можешь повстречать меня.
В сырой ночи, в холодной мгле
Я руку протяну тебе.
Но если неба жгучий зной
Тебя накроет с головой —
Ты позови, и я приду,
Чтоб подарить тебе мечту…
— О, привет! Что слушаем? — эти слова, раздавшиеся совсем рядом, вывели Кристину из забытья.
Она открыла глаза. Рядом стояли девушка и длинноволосый молодой человек, — оба в черных плащах, — вполне по погоде, — и таких мощных огромных ботинках, в которых можно было смело отправиться в турпоход по самой пересеченной местности.
На плече у девушки была черная же сумка — Кристина обратила внимание, что на этом бэге красовались жутковатого вида череп и кости вместе с надписью «Смерть попсе!»
— Так, радиостанцию одну, — пожала плечами Кристина. Ей не очень-то нравилось, что кто-то вторгается в ее одиночество, но почему-то банально послать незнакомцев она не захотела. К тому же, в них не было ничего агрессивного — несмотря на слегка жутковатый вид.
— А… там редко чего-то хорошее бывает… — пожала плечами девица.
Только сейчас Кристина поняла, почему эта странноватая пара подошла к ней — она была одета в черную куртку и черные же джинсы — вполне похоже на их «национальные костюмы». Правда, заклепок нет…
— Слушать хорошо «Лакримозу» и «Найтвиш», — пояснил парень. — А из наших — Кипелова, конечно. А вот «Хим», например, — это так, ерунда.
Кристина кивнула.
— Тебя как, вообще, зовут? — спросил парень. — Ты тут, вроде, редко появляешься?
В этом скверике Кристина вообще прежде не появлялась, но говорить об этом она не стала.
— Стина, — коротко представилась девушка, протянув руку.
— Волчонок, — представился парень. — А это — Морриган, — он кивнул на девицу.
— Только не Моргана, — уточнила его подруга. — А то, сама знаешь, этих Морган — как собак нерезаных.
Через пять минут выяснилось, что Волчонок и Морриган пришли сюда, чтобы подождать какую-то из многочисленных Морригановских подруг, чтобы вместе пойти в клуб на какую-то вечеринку. Подруга динамила, что за ней водилось постоянно, так что время назначили специально пораньше, — глядишь, за лишний час она все-таки соизволит собраться.
— А что за клуб? — спросила Кристина, слегка насторожившись. Eй вспомнились хождения по клубам с матерью — ничего, в общем-то, хорошего, от таких «выходов в свет» не было — только усталость и головная боль. Но там человек в черном плаще или куртке, с амулетами на шее смотрелся бы просто дико.
— Так, «Гремлин» — около Новой Голландии, — пояснил парень. — Да ты знать должна…
Кристина слышала об этом клубе впервые, но признаваться в этом ей совсем не хотелось.
— Слушай, пока дойдем… — девушка по имени Морриган слегка нервничала — то ли и в самом деле из-за опаздывающей подруги, то ли ей не очень-то хотелось, чтобы подруга вообще шла с ними вместе. — Может, сваливаем? Нам бы еще зайти на Лиговку… — она назвала известный в городе рок-магазин.
— Да успеем, — спокойно сказал парень. — Когда из метро вышли, было полпятого… А вот и она.
Еще одна девица, объявившаяся в скверике, была куда более живописной. Начать с того, что волос на висках у нее не было вовсе — выбриты подчистую. Оставшиеся выкрашены даже не в рыжий, а в малиново-красный цвет и собраны в хвост.
Кристина во все глаза смотрела на это чудо природы.
— Привет, Дженнифер, — парень помахал рукой. — А мы тут уже час ждем.
— Да неправда. Мог бы и по мобиле звякнуть, если заждались, — раздраженно сказала подошедшая.
— А это — Стина. Ты, кстати, с нами, или как?
Кристина хотела было отказаться от предложения пойти в незнакомый ей клуб и снова остаться в одиночестве со своими мыслями и странноватыми видениями. Но тотчас же она поняла, что пойти в клуб было бы очень даже хорошо — хотя бы для того, чтобы развеять свое мрачное настроение. Почему-то сейчас все ее неприятности — точнее, неприятные мысли и тяжесть на душе, — не исчезли, но отступили куда-то в глубину. Зато появилось любопытство — к этой более чем странной компании.
