«Мы все психи. Чтобы это понять, не нужно медицинского образования».
— Я знаю: жители Пелруана считают нас всех опасными маньяками, — ответил Хоффман, — но я не хочу ничего менять. Мы такие, какие есть. И нет ничего аномального в том, чтобы напрягаться, когда черви в течение пятнадцати лет уничтожали планету. Странно было бы, если бы мы были спокойны.
— Да, но мне также не нравится, что эвакуированные и солдаты относятся к местному населению с презрением, как будто те всю войну отсиживались в тылу.
— А разве не так?
— Допустим; но мы должны налаживать отношения. Они нужны нам, Виктор. Нам нужно единство.
— Одна счастливая семья.
— Мы не можем позволить себе сейчас, когда речь идет о выживании, отгораживаться от кого-либо. Пропасть со временем только расширяется. Нужно усваивать уроки истории.
«Ну конечно! Новая политическая программа. Чушь собачья!»
И вот теперь, когда вернулась горстка инди, у Прескотта появилась возможность протестировать свою программу. Горасная, в отличие от крупных государств, вроде Пеллеса, представляла собой лишь крошечную часть прежнего альянса, но эта кучка партизан вполне могла устроить им неприятности. В мире, съежившемся до размеров города, подобные люди начинали мнить о себе слишком много. Хоффману хотелось бы оценить их кредитоспособность, прежде чем пускать их на свою спасательную шлюпку.
Прескотт в очередной раз взглянул на часы:
— Капитан Треску опаздывает.
— Он опоздал на целую войну, господин Председатель.
Хоффман не поддавался попыткам Прескотта завязать разговор ни о чем. Делать было нечего, оставалось только ждать Майклсона и Треску. Прескотт устроил офис в бывшем плазе[7]в старой части базы, который сохранился со времен парусного флота, существовавшего за несколько веков до КОГ. Помещение было светлым и просторным, что контрастировало с примитивной мебелью, досками для карт и шкафами для картотек, извлеченными со склада. Если Хоффман хотел оставить что-то в прошлом, сегодня у него было мало шансов. СНР не даст ему забыть прежнюю жизнь.
Прескотт поднялся и принялся перекладывать бумаги и карты на столе для совещаний, который походил на складной обеденный стол. Возможно, это и был обеденный стол.
— А дело сержанта Матаки закончено, насколько я понимаю.
— У меня пока не было возможности поговорить с ней, но, скорее всего, да.
— А вам не кажется, что ей пора уйти в запас? Мне очень не нравится, что женщина ее возраста занимается тяжелой физической работой.
— Островитяне — народ крепкий, господин Председатель, и я не могу позволить себе потерять такого ценного специалиста. — «Нет уж, это моя епархия, Прескотт. Ты моих солдат не трогай, и главное — не трогай ее». — И это не работа. Это образ жизни, это семья. Никто не захочет лишать ее этого последнего утешения после всего, через что ей пришлось пройти.
— Я просто пытаюсь быть джентльменом, — ответил Прескотт.
«Бога ради, Квентин, поторопись».
Майклсон появился только спустя десять долгих минут, которые прошли в молчании. Треску было около сорока, у него была короткая борода и стрижка «ежиком». Майклсон отвел Хоффмана в сторону, пока Прескотт демонстрировал Треску панораму военной базы, открывавшуюся с чердака.
— Только о войне не говорите, — прошептал Майклсон и подмигнул. — У него имеется кое-какое имущество, которое может быть нам полезно.
— Значит, ты уже успел пошарить у него в карманах и стащить бумажник.
— Погоди, все увидишь.
Если Треску и помнил имя Хоффмана, то ничем этого не показал. В любом случае, большинство мужчин старше тридцати пяти были ветеранами Маятниковых войн, так что Хоффман ничем в этом смысле не отличался от любого другого офицера КОГ. Все они когда-то были врагами, и ни той ни другой стороне хвалиться было нечем.
Но Хоффман напомнил себе, что Треску может связать его имя с Кузнецкими Вратами, даже забыв о том, что он был одним из военных, отвечавших за пуск «Молота Зари». Никто за пределами армии КОГ не знал о роли Хоффмана и Саламана и не интересовался ею. «Молот Зари» всегда считался детищем Прескотта. Треску, судя по всему, не испытывал непреодолимого желания разбить Хоффману нос, — возможно, его неприязненные чувства притупили время и множество смертей.
Если Треску все-таки собирался наброситься на Председателя, у того, по крайней мере, имелся уничтожающий ответ: ведь он испепелил заодно и немалую часть Тируса.
— Значит, вы все-таки применили «Молот Зари» для уничтожения Хасинто, — заговорил Треску, заглядывая в предложенную Прескоттом чашку. Перед ними был человек, привыкший опасаться зараженных источников. — От бродяг мы узнали, что в последнее время Саранча встречается гораздо реже.
«Ну что ж, по крайней мере, вопрос о „Молоте“ решен сразу. Вскроем нарыв».
— И где же все эти годы прятался «Зефир»? — спросил Хоффман. — Конечно, спрятаться нетрудно — мы даже свои чертовы корабли не всегда можем отследить.
— Мы переводили его с места на место, полковник. Порты Горасная несколько раз захватывали, но черви не в состоянии прочесывать весь континент каждый день.
— Так вы собираетесь сообщить нам, где сейчас базируетесь?
— Не на материке, — ответил Треску. — Это все, что я могу сказать, пока мы не достигнем соглашения.
— Что вам от нас нужно? — спросил Прескотт. — Мы, разумеется, рады обнаружить, что на планете обитают еще люди, кроме нас, но вы дали понять, что у вас есть предложение. И почему только сейчас?
Треску протянул руку к крупномасштабной карте, разложенной на столе. Он провел одним пальцем по меридиану, а вторым — по параллели, затем свел их в одной точке. Точка находилась среди открытого моря, примерно в семидесяти километрах к северу от цепи Малых островов.
— Мы сохранили контроль над прибрежной буровой вышкой, расположенной поблизости от протектората Горасная, — заявил Треску. СНР никогда не признавался в том, что имеет колонии или вторгается в бедные страны, обладающие чем-то необходимым ему. Они всегда защищали малочисленные нации, которые подчиняли себе. В памяти Хоффмана вновь ожили старые политические разногласия. — Там еще идет добыча. Мы добываем больше, чем необходимо нашему небольшому обществу.
Неудивительно, что Майклсон набросился на Треску как крокодил. Для поддержания дееспособности флоту требовалось топливо, а цистерны, обнаруженные на Мерренате, были не бездонными. И снова Хоффман подумал, как сильно может измениться будущее человечества после одной фразы, брошенной на совещании.
— Насколько небольшому? — уточнил Прескотт.
