– Когда мы были молодыми, – произнесЭллиот, – твой отец и я, мы проводили много времени в Египте. Мы рылись вкнигах, исследовали гробницы, переводили старинные тексты. Мы день и ночьрыскали среди песков. Древний Египет! Он стал нашей музой, нашей религией. Мымечтали найти здесь некую тайну, некий секрет, который вывел бы нас из скучнойповседневности и безнадежности человеческого бытия. Правда ли, пирамиды хранятнераскрытую тайну? Правда ли, египтяне знали магический язык, который былпонятен самим богам? Какие еще нераскрытые гробницы спрятаны в этих холмах?Какая философия еще неизвестна людям? Какая алхимия? Или тайны создаютсявысокой культурой? Высокие знания и сами по себе являются тайной. Нам былострашно интересно, правда ли, что египтяне были такими мудрыми и загадочными,или это был самый обыкновенный грубый народ? Мы так и не узнали этого. Я исейчас ничего не понимаю. Знаю только, что мы искали. Это был поиск, страсть.Поиск – ты понимаешь меня?
Джулия молча смотрела на Эллиота. Какой онстарый! Какой печальный, обреченный у него взгляд! Он выбрался из кресла,подошел к ней и поцеловал в щеку. Так же изящно, как делал вообще все. И сноваДжулии в голову пришла странная мысль, которая часто посещала ее в прошлом. Онамогла бы влюбиться в него и выйти за него замуж – если бы не было Алекса иЭдит.
Если бы не было Рамзеса.
– Я боюсь за тебя, моя дорогая, –сказал Эллиот и ушел.
Ночь, одинокая безмолвная ночь. Лишь тихое эхоиграющей внизу музыки. Теперь крепкий, здоровый сон без сновидений казался ейнавсегда утраченной сладкой привилегией детства.
Глава 7
Светало. За огромной расплывчатой тенью отпирамид, за бесформенным сфинксом, широко раскинувшим на песке свои каменныелапы, простиралось бескрайнее розовое небо.
Слева виднелись туманные очертания отеля«Мэна-хаус». Кое-где в боковых комнатах еще горел слабый свет, но в отеле былотихо.
У самого горизонта ехал на верблюде одинокиймужчина в черном. Где-то далеко протяжно гудел паровоз.
Рамзес шел по песку. Холодный ветер развевалего балахон. Наконец он дошел до гигантского сфинкса и остановился междулапами, глядя на его разбитое каменное лицо, которое в древние времена былопокрыто слоем ослепительно белой извести и дышало прекрасным покоем.
– Ты все еще здесь, – прошепталРамзес на древнем языке, оглядывая руины.
Этим холодным ранним утром ему вспомнилось товремя, когда все казалось простым и понятным, когда он был храбрым царем,который взмахом меча или дубинки, не раздумывая, убивал своих врагов. Когда онубил жрицу в пещере, чтобы никто никогда не узнал великую тайну.
Тысячи раз он задавался вопросом: что было бы,если бы он не совершил этого тяжкого греха – не убил невинную колдунью, чейсмех до сих пор звучал в его ушах?
«Я не дурак, чтобы пить это».
Неужели он проклят именно из-за этого? Осужденна вечные странствия, как библейский Каин, отмеченный роковой печатью, навсегдаразъединившей его с человечеством.
Он не знал. Он знал только одно: невозможнобольше выносить это вечное одиночество. Он ошибся и будет ошибаться снова иснова. Теперь это ясно.
Что означала такая изоляция? Что каждаяпопытка вырваться из заколдованного круга окончится катастрофой?
Рамзес положил руку на грубую каменную лапусфинкса. Песок здесь мягкий и глубокий, ветер поднимает его, песчинкизабиваются под одежду и жестоко терзают глаза.
Он снова взглянул на изувеченное каменноелицо. Вспомнил, как когда-то совершал паломничество и подходил сюда впроцессии. Услышал флейту и барабан. Почувствовал запах благовоний и услышалритмичные песнопения.
Теперь он творил свою собственную молитву, нона том же древнем языке и в той же манере, которая была знакома ему с детства.
– Бог моего отца, моей земли! Посмотри наменя всепрощающим оком. Вразуми меня, научи, что мне делать, чтобы вернуться влоно природы. Или мне уйти отсюда всеми презираемым, плачущим, кричащим о том,что я уже вдоволь настранствовался? Я не бог. Я понятия не имею о том, чтотакое созидание. И что такое справедливость. Но кое-что я все-таки понимаю.Тот, кто создал всех нас, тоже не очень-то справедлив. А если и справедлив, тоего справедливость похожа на твою мудрость, о сфинкс. И это есть великая тайна.
Чем больше светлело, тем отчетливее и резчестановилась огромная тень отеля «Шеферд». Рамзес и Самир подходили к нему – двемолчаливые фигуры в балахонах.
Крытый черный фургон на четырех колесахподкатил к центральному входу. На асфальт сбросили туго перевязанные пачкигазет.
Пока мальчишки разбирали утреннюю почту, Самирбыстро вытащил газету из тугой пачки. Полез в карман за монеткой и кинул ееодному из мальчишек.
КРАЖА И УБИЙСТВО В МАГАЗИНЕ ОДЕЖДЫ!
Заглянув через плечо Самира, Рамзес тожепрочитал заголовок.
Мужчины молча переглянулись.
Потом они пошли прочь от спящего отеля – впоисках какого-нибудь кафе, где можно посидеть, подумать, узнать из газеты оновых преступлениях и прикинуть, что делать дальше.
Когда первые лучи солнца проникли сквозьтонкие занавеси, ее глаза были открыты. Какими прекрасными они казались ей –эти теплые руки божества, обнимающие и согревающие ее!
Ну и тупицы же эти греки! С чего они взяли,что кто-то вывозит солнце из-за горизонта на колеснице?
Ее предки знали: солнце – это бог Ра. Дающийжизнь, самый главный из всех богов. Без него другие боги немыслимы.
Солнце достигло зеркала – и дивный золотистыйсвет наполнил всю комнату, на мгновение ослепив Клеопатру. Она села в постели илегонько прикоснулась к плечу своего любовника, ощутив странную слабость. У неезакружилась голова.
– Рамзес! – прошептала она.
Теплый солнечный луч коснулся ее лица, тонкихчерных бровей и закрытых век. Она почувствовала его тепло на груди и напротянутой руке.
Покалывание, тепло, жаркое дыхание жизни.
Она встала с постели и неслышными шагамипрошла по ворсистому зеленому ковру. Мягче травы, он полностью заглушал еешаги.
Она остановилась у окна, глядя на площадь и наширокую серебристую ленту реки. Ладонью коснулась своей теплой щеки.
Какая-то живительная волна колыхнула все еетело. Словно ветер поднял волосы и оторвал их от шеи – горячий ветер пустыни,ворвавшийся в коридоры дворца, обдувающий ее со всех сторон, проникающийвнутрь.
Ее волосы зашелестели – словно кто-то водил поним расческой.
