год, как и следовало ожидать, не был отмечен интенсивной перепиской. Видимо, обе стороны анализировали опыт первых встреч, изучали полученные сведения, разрабатывали стратегию и тактику дальнейших контактов, способы проверки.
В ноябре этого же, 1966 года председатель КГБ при СМ СССР Юрий Андропов обратился в ЦК КПСС с предложением о проведении операции по дезинформации противника через возможности Плавина по вопросам разработки и состояния ракетно-ядерного оружия Советского Союза. В те годы даже в оперативной работе КГБ СССР действовал только по согласованию с партийными органами. А по таким серьезным мероприятиям, как дезинформация противника по основным военно-техническим разработкам с выездом исполнителя оперативного замысла за границу и его прямыми контактами с представителями зарубежных спецслужб, требовалась санкция на самом верху. Конечно, в ЦК не докладывали ни имени нашего агента, ни страны, где проводились контакты — ничего, что могло бы даже при случайной утечке информации навести на след Плавина. Во всех документах, которые мне приходилось читать по этой оперативной игре, вместо имен, названий, цифр, дат и прочих важнейших сведений ставились пропуски, а конкретная информация вписывалась от руки, да и то в первые экземпляры.
Специальным постановлением ЦК КПСС (не многие чекистские операции удостаивались такой чести!) было санкционировано продолжение оперативной игры. С этого момента началась подготовка чертежей, схем, текстовых разработок и фотографий для долговременных дезинформационных мероприятий. Меня поразил факт, что успешное проведение операции обеспечивали десятки, а может быть, даже сотни людей. Каждый делал свое дело на каком-то определенном этапе. Но вполне хватило бы пальцев на одной руке, чтобы сосчитать тех офицеров госбезопасности, которые знали всю тактику и стратегию этой уникальной игры, все нюансы и тонкости проводимых мероприятий и сводили воедино труд и усилия многих чекистов.
Тем временем тайное взаимодействие стало набирать обороты. Совместно со своими кураторами из КГБ Плавин готовил микроточки с добытой им «секретной» информацией, заделывал их в открытки и направлял по известным ему адресам (не более одного почтового отправления в каждый адрес) во все концы света. В ответ он получал открытки с такими же микроскопическими вложениями, где ему давались очередные задания, указывались новые адреса. В общем, велась рутинная, но крайне напряженная и кропотливая шпионская деятельность, которая приносила известную пользу и нашей стране, и Комитету госбезопасности.
Вскоре появились ощутимые результаты этой работы. Тщательный анализ адресов, откуда на имя Плавина поступала корреспонденция, их проверка и постановка на почтовый контроль открыток и писем, обнаружение отдельных демаскирующих признаков помогли выявить американского агента, работающего на территории СССР и еще не известного нашей контрразведке. Кажется, американцами была допущена явная ошибка. Один и тот же почтовый адрес они дали двум агентам, фактически подставив своего осведомителя, который вскоре был установлен органами госбезопасности и взят в активную разработку. Впрочем, не исключено, что это могла быть и проверка Плавина. Ведь если бы был арестован второй американский конфидент, пославший письмо на тот же адрес, что и Плавин, значит, последний работает под контролем КГБ... И наоборот.
Но наши контрразведчики предусмотрели этот возможный маневр. Они до поры до времени не стали задерживать американского осведомителя, а лишь держали его работу под плотным наблюдением незаметно для самого объекта изучения.
Наконец, в мае 1968 года в игре наступил качественно новый этап. Проверив Майкла в деле и закрепив оперативный контакт, сотрудники ЦРУ направили ему письмо с тайнописью — скрытым текстом, который становится видимым лишь после его обработки специальным раствором, состав которого известен только их агенту. Обработав письмо, Плавин узнал, что в Русском музее Ленинграда, в зале номер три, где экспонируются старинные иконы, под подоконником первого от входа окна для него будет заложен тайник. Судя по всему, закладку произвел атташе по культуре посольства США Джон Туи, посетивший этот музей. Об этом свидетельствовали сводки наружного наблюдения, которое временно было установлено за американским дипломатом во время его приезда в Ленинград.
На проведение своей первой в жизни тайниковой операции Михаил Моисеевич отправился изрядно волнуясь. Казалось бы, чего проще — подойти к подоконнику и незаметно для окружающих снять прилепленный контейнер. Это было бы легко сделать, если бы американские разведчики более профессионально подошли к мероприятию по выбору места закладки тайника. Например, нашли бы укромное безлюдное местечко. А в Русском музее всегда полно посетителей. С другой стороны, в толпе сотруднику посольской резидентуры ЦРУ было легче контролировать эту операцию и следить за действиями агента, оставаясь незамеченным. Гораздо сложнее было Плавину. Стоя у окна и разглядывая иконы, можно улучить момент, когда все, кто находится в зале, будут рассматривать иконы, а пе глазеть по сторонам. Но как быть с музейными смотрителями, которые следят пе только, и не столько за иконами, сколько за посетителями. Они вполне могли заметить выемку тайника, поднять шум, и тогда—почти гарантированный провал всей операции. Опять же, изымая закладку, агент не должен своим поведением вызвать подозрений у американцев, которые могли наблюдать за ним, затерявшись среди любителей старинных русских икон.
Слава богу, все прошло благополучно. Рассматривая развешенные по стенам музейные экспонаты, Михаил выждал, когда смотрительница вышла из зала, подошел к подоконнику и, загородив его край собственным корпусом от фланирующих по залу посетителей, незаметно вытащил закладку и тут же сунул ее в карман. Через несколько недель после проведения мероприятия по выемке контейнера оперработники сделали фотореконструкцию изъятия тайника. Нужно было понять логику американских разведчиков, выбравших именно это место, определить все плюсы и минусы, определить, может ли оно использоваться еще раз.
Придя домой, Плавин раскрыл контейнер — небольшую алюминиевую трубку—и вытряхнул на стол все его содержимое: подробную инструкцию о дальнейшей работе, четыре шифровальных блокнота и крупную сумму денег. В письме американцы благодарили за работу и обусловили проведете новой тайниковой операции. Теперь заложить контейнер для американских разведчиков с добытой секретной информацией должен был Плавин. Место закладки -— опять музей. На сей раз—«Памятник жилищной архитектуры XVII века», что в Москве, на улице Разина (ныне Варварка), недалеко от Кремля. Условной меткой о закладке контейнера должна быть проведенная мелом небольшая черта, которую агент должен нанести на указанном в инструкции здании в районе Зачатьевского монастыря. Через два дня Плавину надлежало «считать», как говорят разведчики, оставленную американцами метку в обусловленном месте на Житной. Это означало, что сотрудники ЦРУ благополучно изъяли заложенный агентом контейнер.
Уже в который раз контрразведчиками была детально проанализирована ситуация, подобрано большое количество негативов с чертежами элементов ракетной техники и пусковых установок, составлен и зашифрован с помощью недавно полученных из ЦРУ шифрблокнотов подробный шпионский отчет. Все это Михаил Моисеевич лично упаковал
