— Ну… Думала, конечно. Давай сначала разберемся с поместьями. А потом уже решим, как дальше быть.
— Быть дальше? — сощурился Марк.
— Настоящее привлекает меня больше, — улыбнулась я, пытаясь развязать тесемки. — Помоги, пожалуйста. Она задубели.
Марк переключился мгновенно и, недолго думая, перекусил веревочки, спуская ворот с моих плеч. Я провела по гладкой ткани его штанов, расстегнула ремень, нащупала пуговицы. Как же это приятно, раздевать супруга! Особенно когда ощущаешь ответные прикосновения.
В воду мы не зашли — плюхнулись. Наконец-то голым телом к прохладе, свежестью залечивая раны тела и души. Прижавшись друг к другу, зашли поглубже, и мочалка оказалась не нужна. Да и само купание вскоре заменила долгожданная близость.
Снова почувствовать его тело, ощупать, погладить, поцеловать. И снова я млела от напора супруга, его страстной властности, особой, пусть довольно жесткой, но ласки. Первые наши ночи были не такими, наверное, он боялся отвратить меня. Но теперь, валяясь на песке, ощущая тяжесть сильного тела, отдавая себя целиком, не хотела иного. Пусть так, потому что потом будет и по-другому. Марку пришлось помочь мне, поцеловать, чтобы унять. Я не могла лежать молча, и вскрикивала ему в губы, впиваясь пальцами в широкие плечи, сминая загорелую кожу. Слишком долго он не был моим, уже давно я не принадлежала ему. Только спустя несколько минут яростной гонки мы вспомнили о нежности.
Марк склонился и коснулся губами моей груди, поцеловал, пощекотал дыханием, мягко укусил. Я подалась к нему бедрами, хрипло взмолилась не отпускать.
— Никогда, малышка, — пообещал Марк. — Но хватит тебе лежать на песке.
Оказавшись сидящей на его животе, я пользовалась свободой вовсю — двигалась то быстро, неистово, решительно, то медленно, смакуя каждый вдох любимого. Глаза его стали светлее, ресницы подрагивали, на губах играла блаженная улыбка. Мы танцевали вместе, и рождалось нечто важное в эти мгновения. Что-то тайное, прекрасное, стучащее подобно сердцу, только не такому, как у обычного человека. Так ли создается новое чувство, которое ведомо лишь двоим? Им не поделишься, о нем не напишешь книгу, его не нарисуешь и не споешь. Оно сокровенно.
— Моя любовь, — едва слышно сказал Марк, когда мы стояли в воде, и я висела на нем, обхватив ногами. — Ты ведь навсегда со мной, Габ?
Хорошо, что он не видел моего лица, потому что губы запрыгали. Я проморгалась, отгоняя слезы. Нельзя говорить сейчас. Я оттяну миг признания до последнего, чтобы Марк продолжал дышать легко, свежими ветрами и влагой грозовых небес.
— Я буду рядом. Обещаю.
— Обещаю, что не дам тебя в обиду.
Я крепче прижалась к нему. Он сделал всё, что мог, и теперь мне оставалось сделать для него всё самое хорошее. Пока у меня есть время, оно будет принадлежать ему.
Не знаю, была ли это заслуга Цахтала, но долина нас не мучила. Мы побывали в роще шутливых деревьев, которые нарочно трясли ветками и сыпали на головы проходящим мелкие желтые шишки. Благополучно миновали поле, поросшее синими маками. Правда, после мы долго хихикали над самыми простыми вещами, и особенно досталось Смайлу, его смешило абсолютно всё. Повеселел и Дэр, и Бирн, и Марк. Последний удивил меня тем, что прямо на ходу делал зарисовки специальным пером, и получалось у него действительно здорово. Кажется, жизнь налаживалась. Торми сказал, что привезет с островов лес — для бани.
— Есть у нас особое дерево, лечебное. Когда нагревается, оно испускает замечательный аромат.
— Спасибо, — улыбнулся Дэр. — Такая штука нам бы пригодилась. Мы, когда что-то новое строим, всегда внимательно выбираем деревья. Обычно с ними разговаривает Колэй.
— А с камнями Бэйт, — кивнул Бирн. — Помнишь, он для новой трубы какие красивые валуны нашел?
— Прекрасно помню, как мы их обрабатывали, — усмехнулся Дэр. — Марк, как думаешь, лучше чуть видоизменить и расширить Солнечное поместье, или просто поставить два дома бок о бок?
— Думаю, стоит сохранить их порознь, так как у каждого дома свои красоты. Но можно показать связь, например, поставить между ними что-то вроде беседки.
— Радужной! — подхватила я. — Беседка, где будут рождаться радуги.
— Именно, — улыбнулся Марк. — Мы уже вместе, но каждый ценен по-своему. Солнце и бури, мокрота и сухость необходимы в своем первозданном виде.
— Но будут дружить, — усмехнулся Дэр. — Отлично. Тогда позаботимся о том, чтобы отыскать удобное для всех местечко.
К сожалению, путь обратно занял больше времени. Теперь у нас не было проводника, зато и не попадались ловушки. Бирн что ни стоянка — рассуждал о том, кто такая была Агна на самом деле и зачем мы ей понадобились. Моего рассказал было недостаточно, он вспоминал книги и описания магических существ, но так и не нашел похожих.
— Она сказала «тень», но это неправда. Или же речь идет о других тенях, нам неведомых. Кстати, вы заметили, что вся живность куда-то попряталась?
— Только слепой, толстый и абсолютно сытый этого не заметит, брат, — рассмеялся Дэр.
У нас не было нормального ужина с тех пор, как покинули темный подъем. Светящихся лягушек отказался пробовать даже Лео, который в затворничестве чего только ни ел. Чудом сбереженные сухари в сумке Торми, бутылка сливового вина у Марка, у одного из Солнечных ребят окорок, сохраненный особым способом. У Бирна были зелья, дающие чувство сытости, но даже они уже не спасали. И больше всех страдали кони, которые, поедая здешнюю траву, стали вялыми и апатичными.
К исходу второй недели Дэр начал ворчать, что мы заблудились.
— Иду вслед за токами, как Кервел и советовал, — отозвался Марк.
— Непонятно, как, идя в правильном направлении, возвращаясь на юг, мы можем проходить совершенно другие места! — воскликнул Смайл. — Может, это место перестраивается, как головоломка?
— Тогда здесь можно вечно бродить, — хмуро отозвался Дэр. Конечно, ему очень хотелось поскорее обнять любимую и малышей. — До седых волос верный путь искать и так и не найти.
— Дружище, — удивительно спокойно и весело отозвался Марк, — я доставлю тебя на пустошь, а оттуда — в горы. Веришь, а?
Дэр не мог не хмыкнуть. В способностях Солнечного никто не сомневался, мы лишь хотели снова ступить на красную землю, увидеть близких, наесться. Несмотря на всеобщее рвение бродить пришлось ещё семь
