почувствовала, что уши начинают гореть. Впрочем, это можно было списать на жару.
– А швы снимать надо?
– Сегодня буду.
– Тебе помочь?
Вопрос сорвался с губ раньше, чем я успела подумать. Как я помогу, если даже при виде этого шва едва дышу? Голова уже начинала кружиться.
– Мне помогут, – раздалось над ухом.
– А… Хорошо.
Я вздохнула с облегчением.
– А кто тебе зашивал?
Зачем я это спрашивала? Медицинские подробности меня совсем не интересовали, но я держала его за руку и совершенно очевидно просто оттягивала момент, когда придется эту руку выпускать. Он тоже не спешил отнимать ладонь, позволяя вертеть ее и так и этак.
– Сам, – коротко ответил он, и я даже сначала не поняла, о чем он, а потом вздрогнула, осознав, что он сам зашивал себе раны. Горло перехватило.
– А чем? – в ужасе спросила я, поднимая на него взгляд.
– Жилами, – все так же шепотом ответил он и добавил: – Эй, хорошо все. Ты вся белая. Перестань.
– Даже спрашивать не буду чьими, – дрожащими губами улыбнулась я.
– Не спрашивай, – он усмехнулся в ответ.
Я вдруг остро почувствовала, что мы стоим очень близко друг к другу и Альгидрас смотрит прямо мне в глаза. Вообще, эта его привычка была крайне раздражающей. Мужчины обычно сползали взглядом вниз: кто к губам, а кто и того ниже. Альгидрас же смотрел так, как, вероятно, смотрел, натягивая тетиву, – прямо в цель. И мое сердце колотилось где-то в горле. Это было неправильно. Слишком сильно. Я первой отвела взгляд, вновь посмотрев на его руку, которую я, оказывается, перевернула ладонью вверх. Видимо, инстинктивно желая убрать рубцы подальше от глаз. Если бы я умела читать по ладони. Куда приведет его эта их Святыня?
– У нас есть люди, которые умеют читать судьбу по ладони, – пробормотала я. – Вот это, кажется, линия жизни.
Я провела пальцем по его ладони, и его рука дернулась.
– Щекотно.
– Хотя, может, и не жизни, а ума. Я и в этом не сильна. Так странно, что здесь оказалась я. Я не могу принести никакой пользы, – задумчиво закончила я.
– Ты ошибаешься, – неожиданно ответил Альгидрас. – Ты очень многое изменила здесь, сама не замечая. И это то, для чего ты здесь.
Я нахмурилась и подняла на него взгляд:
– О чем ты?
– О многом, – серьезно ответил он.
Он чуть потянул руку, пытаясь ее отнять. Я не позволила, сжав его пальцы.
– Ответь!
– А ты сама подумай на досуге, – в его взгляде появилось знакомое напряжение. Таким он становился, когда речь заходила о…
– Ты о Миролюбе?
Он не ответил. Все так же молча смотрел, не отводя взгляда.
– За что ты его не любишь?
Мне хотелось получить подтверждение своим догадкам. Что я буду делать с этим потом, я понятия не имела.
– А с чего мне его любить? – не отводя взгляда, произнес Альгидрас.
– Он славный.
– Тебе, может, и славный. А как по мне, так просто сын князя. А князь не жалует Радима. Да и всю Свирь в придачу. Так с чего мне радоваться княжичу?
– Неправда! Миролюб совсем не похож на отца. Не верю, что ты этого не видишь. Я знаю его каких-то несколько дней и то заме…
– Ну, так ты в том знакомстве весело время коротаешь, – перебил он меня.
– Альгидрас, – я снова пресекла его попытку выдернуть руку, на сей раз почти силой переплетя наши пальцы и крепко сжав их. Наверное, ему было больно, – мне было, но он никак этого не показал.
– Войди наконец в мое положение, – попросила я. – Миролюб – жених Всемилы. Как еще я должна себя вести? Мне что, бегать от него? Кричать «помогите» каждый раз, когда он рядом?
Он жестко усмехнулся:
– Я не уверен, что мне бы понравился твой мир. У вас так легко целуют без любви…
– А ты любил женщину, с которой вступил в обряд? Вы, я так понимаю, не только целовались, – парировала я, наблюдая за тем, как каменеет его лицо.
Я не хотела причинять ему боль, но, черт возьми, он сам обвинял меня неизвестно в чем…
– Обряд – это другое, – зло произнес он и с силой выдернул руку из моих пальцев, так, что у меня даже суставы хрустнули.
Я пошевелила занемевшими пальцами, чувствуя, как меня захлестывает волна гнева. Да кто он такой, чтобы меня осуждать?! Как у него – так «это другое», а как дело касается меня – так сиди на лавке и ни шагу за ворота. Да еще и рта не раскрывай.
– Другое? Ты меня бесишь своей привычкой выворачивать все так, как тебе надо. Привязанности у тебя нет – только обряд, жены нет – только ребенок! У тебя на все готовые ответы. И везде ты ни при чем! – выпалила я и, еще не договорив, поняла, что натворила.
Альгидрас сперва непонимающе нахмурился и открыл рот, чтобы ответить что-то явно нелицеприятное, а потом вдруг вся кровь отхлынула от его лица, и он прошептал побелевшими губами:
– Что ты сказала?
– Я… я… ерунду какую-то брякнула, – пролепетала я. – Не знаю с чего. Просто ты меня разозлил и…
На этот раз он схватил меня за запястье так, что сразу перекрыл ток крови. Да им тут и жгуты накладывать не нужно с такой силищей. В моем мозгу трепыхались бредовые мысли, в то время как я смотрела в его расширившиеся глаза и пыталась вытащить руку из захвата.
– Мне больно, – наконец проговорила я, пытаясь второй рукой разжать его пальцы. Пальцы раненой руки, между прочим. Здоровой он мне вообще руку бы сломал?
Вдруг он зажмурился, опустил голову и, резко выдохнув, разжал руку. Я отшатнулась и принялась растирать запястье. Он стоял неподвижно, лишь тяжело дышал. Я наблюдала за тем, как он старается взять себя в руки, и думала, что у него где-то спрятан нож и что я круглая идиотка, а еще что я… И тут он поднял голову. Если до этого мне казалось, что я видела в его глазах тоску, то я глубоко ошибалась. Ничего я не видела. Я отшатнулась, потом бросилась к нему и протянула руку, чтобы коснуться плеча, но так и не решилась.
– Альгидрас, – прошептала я. – Прости. Я… я не должна была ничего этого говорить. Я дура. Я… никогда больше…
– Ты что-то видела? – глухо спросил он, и под этим взглядом я не смогла соврать. Я глубоко вздохнула и прошептала:
– Сегодня ночью я видела во сне, как погибла ваша деревня. Я…
– Продолжай!
Он изменился до неузнаваемости. Не было смущенного мальчика, который стоял передо мной еще пару минут назад. Черты лица заострились, губа была закушена, а его взгляд я бы даже не взялась описывать.
– Это было очень страшно, – прошептала я, все еще надеясь отыскать в этом человеке недавнего мальчика, которого мне очень хотелось уберечь от боли. – Я не думаю, что стоит.
– Я уже это видел, – спокойно сказал он, хотя в глазах было столько всего, что мне едва удалось вдохнуть – так перехватило горло. – Меня уже не удивишь. К тому же ты сама говорила, что, возможно, так мы сможем понять, для чего ты это видишь. Разве нет?
Лишенный всяких интонаций голос звучал ровно, будто у робота. Я сглотнула и поняла, что спорить с таким Альгидрасом бесполезно.
– Я была… Вчера ночью мне снилось прошлое. Твое и Всемилы.
– Сначала – про деревню, – он не повысил голоса, но слова прозвучали приказом.
– Я… да… Я просто объяснить хочу. Вчера я была в теле Всемилы. Я слышала ее голос, видела ее мысли. А сегодня я… была в теле женщины. Я бежала по тропинке к деревне. Я… знала, что там идет бой. И знала, что там убивают. Я не могу, Альгидрас, – взмолилась я, чувствуя, что опять начинаю дрожать, несмотря на полуденный зной. – Можно я не буду?
– Нельзя, – жестко сказал Альгидрас. – Ты же хотела разобраться. Вот и будем разбираться. Я принесу тебе воды.
С этими словами он направился к колодцу, на ходу разворачивая закатанный мною рукав и укрывая рубцы плотной тканью. Я смотрела на то, как он достает воду, переливает ее в кружку, и понимала, что
