Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
Банье дружил с кутюрье Ивом Сен-Лораном, с его другом, основателем Дома моды «Ив Сен-Лоран» Пьером Берже, с актером Паскалем Грегорри, и вся эта компания буквально с ума сходила по Лиле. «Мальчик» ежедневно звонил Лиле в Москву, делился своими приключениями. «Франсуа Мари рассказывает, — пишет Катанян-младший, — что ездили всей компанией отдыхать в Бретань. Там дом у родителей Паскаля. Пьер поехать не смог, но взяли у него “роллс-ройс”, все поместились — Франсуа, Паскаль, Жак да еще и повар-негр, который восхитительно готовит, особенно суфле из сыра. Время провели очень весело, а ЛЮ уточняла, как именно. И требовала подробностей, ничуть не считаясь, что каждая минута разговора стоит вполне дорого. А подробности были такие: “По дороге встретили мадам Роша и мсье Роша — знаете, есть такие духи, которые они производят?”»[545] Кто же не знает духи Марселя и Элен Роша! Марсель Роша изобрел не только интригующий аромат, но и гипюровый корсет и платье с русалочьим силуэтом. Правда, в 1975-м его уже не было в живых, так что непонятно, кого же встретили французские прожигатели жизни.
Не выдержав разлуки, вся эта золотая эскадра нагрянула в Москву с чемоданами, набитыми нарядами от Сен-Лорана, французским сыром, ананасами, спаржей… Орхидеи и фисташки, правда, отобрали на таможне. Приехав к Лиле на дачу в Переделкино (Литфонд выделил Катаняну полдачи на улице Погодина, дом 7), безвылазно общались с хозяйкой, поедали борщ. «Вскоре ЛЮ и Василий Абгарович прилетают в Париж по их приглашению, — удивлялся Катанян-младший. — Пьер Берже снимает им апартаменты в “Плаза” — самом дорогом отеле Парижа. Над ними живет Моше Даян (бывший министр обороны и будущий министр иностранных дел Израиля. — А. Г.), под ними Софи Лорен — такой слоеный пирог. Открытый счет, “кадиллак” с телефоном — можно на ходу позвонить в любой город мира. Лиля Юрьевна не может понять столь бурного успеха и царской щедрости, но в ответ слышит лишь: “Мы вас обожаем!” — и весь разговор»[546].
Лилю Юрьевну принимают в богатейших домах, водят в знаменитые рестораны, угощают суфле из омаров и форелью с миндалем. Особенно ее поражает, что в спальне у Франсуа Мари стоит ванна. Тот заваливает Лилю Юрьевну платьями и аксессуарами от Сен-Лорана, а сам кутюрье рисует ее карандашные портреты. «Внешний угол ее глубоко посаженных глаз подчеркивает линия черного карандаша. Другой линией обведены дуги бровей, круглые, как серсо. Голова большая, как у фантастической птицы, и медного цвета коса ниспадает на грудь, теряясь в складках зеленой шали. Руки у нее маленькие и очень тоненькие, разговаривая, она словно играет ими гаммы. Что у Лили удивительно — это голос и ее манера говорить. Голос — как струнный квартет. Обаяние ее сверкает, как весна, но она не играет им»[547] — так Банье описывал Лилю в журнале «Монд». И у кого бы после этого язык повернулся назвать ее старухой?
«Голое» платье и духи от ГерленаДа, Лиля была модница и отлично умела себя подать. Стены в «кают-компании» (так называли столовую квартиры в Гендриковом) она придумала выкрасить в синий цвет, чтобы на этом фоне ее кожа казалась еще белее, а волосы — еще огненнее.
Абажур, подвешенный над столом, был обмотан прозрачной фиолетовой материей. Когда садились к столу за карты и абажур опускался вниз, фиолетовый отблеск оттенял белизну хозяйкиных рук. А наряды… Наряды были главным ее оружием. В годы Гражданской войны, когда люди ходили в рванье, Лиля исхитрилась соорудить себе чудо-платье из узбекской набойки и украсила его пуговицами из ракушек. Портьера же с бахромой пошла на невиданное пальто. Надежда Ламанова, создававшая по эскизам Бакста балетные костюмы для труппы Дягилева, обшивавшая императорских особ, знаменитых актрис и пузатых нэпманш, как-то раз восхитилась платьем, которое Лиля сшила себе из ситцевых платков. Лиля повезла Ламанову к себе на дачу в Пушкино, сняла с себя это платье и подарила звездной модистке.
Но и та не оставалась в долгу. В только-только открытом ателье мод на Петровке низенькая, но элегантная Лиля дефилировала в ее нарядах. В 1924 году Брик даже вывезла ламановские платья в Париж, и на вечере газеты «Се суар» две урожденные Каган демонстрировали восхищенным французам домотканые облачения с русской вышивкой и сплетенными на коклюшках вологодскими кружевами. На головах у сестер красовались шляпки из рогожи, а с талий свисали тяжелые кисти кушаков. Специально для Лили Ламанова сшила головной убор, напоминающий косынку со старинным русским орнаментом. В Париже ее коллекция прогремела, и потом модельерша не раз побеждала на международных выставках художественной промышленности.
Стиль — вот чем Лиля выделялась в толпе. «Очень дама», — подумала Галина Катанян, увидев ее впервые, а Мэри Талова, девочка-соседка из Водопьяного переулка, всю жизнь оставалась под впечатлением от вертихвосткиных образов: «Рыжая шевелюра, рыжее платье, на руках рыжий котенок. Что ни день, она меняла наряды. Подол ее платья никогда не был горизонтальным, а либо с фестонами, либо один бок нарочно длиннее другого, либо юбка с хвостом»[548].
На фотографиях Родченко она позирует то в костюме из джерси и повязанной в виде галстука косынке с кубическим узором, то в блестящем дождевике, то в китайском халате, то в шелковом прозрачном расклешенном платье, модных сандалиях и шляпке-клош. Да что шляпки! Лиля была чуть ли не первой женщиной в стране, которая носила брюки — ножки у нее были тонюсенькие, как спички, и она умело их скрывала то под брюками, то под юбками-макси.
Вообще Брик была законодательницей мод во всём. Она первая надела «голое» платье — чуть ли не за 100 лет до того, как оно превратилось в тренд красных дорожек; на одной из фотографий, сделанных Родченко, Лиля позирует в платье-сетке, под которым нет белья, открывая взгляду смущенного зрителя крепкую грудь и пушистый лобок. Есть другая, гораздо более смелая фотография в жанре «ню», сделанная Осипом Бриком в конце 1920-х (он одно время страшно увлекся фотографией и даже завел себе «лейку»): Лиля лежит на тахте совсем обнаженная, попой кверху и смотрит на фотографа. На округлой попе заметен целлюлит. Но женщины тогда не знали о его существовании — эту проблему изобретут позже… Лилины снимки и доныне действуют, как афродизиак. Один мой знакомый, молодой алжирский поэт, признался, что Гала Дали и Лиля Брик — две его эротические фантазии, но Лиля более дикая и спонтанная и поэтому лучше. А ведь речь всего лишь о фотографиях! Остается только догадываться, как Лиля воздействовала вживую.
Она первая в Москве стала приглашать к себе на домашние вечера тапера, первая из москвичек села за руль (кроме нее тогда водила авто лишь жена французского посла), первая привезла из-за бугра пластинки с фокстротом. Она обожала ткани с авангардными геометрическими рисунками, благо ее подруга, художница Людмила Попова, слыла асом в создании таких материй и необычных моделей одежды — и на поток, и штучных. Лиля была, конечно, среди первых заказчиц. Есть фотография Родченко, где она позирует в золотом платье в стиле ар-деко и косынке как раз из такой ткани.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
