102
В помещении горел свет. Еще не пришедший до конца в себя Майкл понимал, что он находится в комнате с бетонными стенами. Уголком глаза он видел человеческую фигуру, лежащую на полу, – кого-то с темно-русыми волосами.
У Аманды светлые волосы.
Фигура не шевелилась. Мертвое тело.
Он попытался сдвинуться с места, пошевелить руками, ногами. Ничего не получилось. Ему было плохо, голова пульсировала от боли. Он хотел заговорить, но его рот был заклеен, так что он смог только нечленораздельно замычать. Если его вырвет, он захлебнется собственной блевотиной.
Возле него на корточках сидел доктор Джоэль. На шее у него висели странного вида очки, а в руках была веревка.
– Вам понравится представление, доктор Теннент. У вас лучшее место в зале. Мне интересно, насколько сильно предстоящее действо западет вам в душу. Может, потом вы напишете статью об этом. Как насчет «Британского медицинского журнала»? К сожалению, обратиться ко мне вы сможете только посредством взгляда.
Джоэль вдруг со всей силы потянул за веревку. Связанные в запястьях руки Майкла взлетели вверх, затем последовал жестокий рывок, отдавшийся нестерпимой болью в груди и плечах – руки приняли на себя весь вес его тела, в то время как стопы оторвались от пола. Джоэль подвесил его.
Майкл беспомощно смотрел в спину уходящего из помещения Джоэля. Затем попытался развести ноги в стороны, но это оказалось невозможным, поскольку лодыжки были связаны вместе так же туго, как и запястья. Однако в голове у него прояснялось. Его приводила в чувство мысль об Аманде. Она злилась. Она была в отчаянии. Она угрожала ему.
Где она?
Что Теренс Джоэль делает в доме Глории Ламарк?
Майкл попытался подтянуться, но этим только усилил боль в плечах. Он отвел ноги назад, насколько смог. Они коснулись чего-то твердого. Стена. На какое-то мгновение ему удалось зацепиться за нее, снять напряжение с рук, но затем ноги соскользнули, и он снова повис, рванув плечи. В таком положении ему было трудно дышать. Боль в плечах затуманивала голову.
Его внимание привлек резкий клацающий звук. Джоэль, в зеленом хирургическом костюме, проталкивал в дверь металлический стол на колесах, к которому кто-то был пристегнут ремнями: когда-то белые, а теперь запачканные грязью и кровью спортивные тапочки, синие, тоже в крови, джинсы и грязная окровавленная белая футболка. Его горло сжалось. Это была Аманда. Ее лодыжки, запястье и живот охватывали ремни, во рту дыхательная трубка. Глаза широко открыты. Беззвучный вопль сотряс каждую клетку тела Майкла:
Аманда! Нет! О господи, нет, нет!
Джоэль в это время неторопливо развернул стол боком к Майклу, поправил лежащие на откидной полке стола-каталки хирургические инструменты, с ледяным спокойствием проверил у Аманды сначала пульс, затем давление. Аманда пыталась что-то говорить. От вырывающихся из-под кляпа сдавленных звуков у Майкла все переворачивалось внутри. Он хотел поймать ее взгляд, чтобы хоть как-то поддержать ее, развеять кошмар, в котором они находились, донести до нее, что они как-нибудь найдут выход из безумного положения.
Но она не смотрела на него.
Доктор Джоэль снова вышел из комнаты и тут же вернулся с большим кассетным магнитофоном. Он поставил его на пол и включил. В стенах убежища раздался голос Майкла:
«Это доктор Теннент. Глория, не могли бы вы мне позвонить? Боюсь, я расстроил вас сегодня утром. Нам необходимо поговорить».
Джоэль нажал на «Стоп» и обернулся к Майклу. Тот все понял. Он понял, кто на самом деле доктор Джоэль. Он осознал значение пугающих слов Дортмунда.
Кровник.
Не в силах поверить, он смотрел на Джоэля. Неужели все это началось со врачебной ошибки, которую он допустил по отношению к Глории Ламарк?
Но зачем здесь Аманда, пристегнутая к столу-каталке? Тут должно быть что-то еще. Может быть, она и этот безумец были в прошлом любовниками?
Томас Ламарк сорвал клейкую ленту со рта Майкла, казалось отодрав при этом половину лица.
– Что-нибудь имеете сказать, доктор Теннент?
Жмурясь от боли, Майкл выдохнул:
– Аманда здесь ни при чем. Отпусти ее.
Холодно глядя на него, Томас сказал:
– Глория Ламарк была моей матерью. У нее была красивая грудь.
Майкл молча смотрел на него. Из-за боли и невозможности свободно дышать ему было трудно думать. Он постарался вспомнить свои беседы с этим человеком, когда тот приходил к нему в кабинет. Страдающий от сильного психического расстройства доктор Джоэль. Нестабильное состояние, близкое к нервному срыву. Человек, полный гнева. Человек, любящий играть в игры. Умный. Придумавший параллели. Умершая жена. Голубка в клетке, разделенная со своей парой. Контролирующий себя сумасшедший.
Противорадиационное убежище.
– Теренс, – наконец проговорил Майкл, – пожалуйста, отпусти Аманду.
Глаза безумца сверкнули гневом.
– Меня зовут Томас. Не стройте из себя умника.
– Я знаю тебя как Теренса. Доктора Теренса Джоэля.
– Эта женщина занималась с вами любовью, доктор Теннент. Она осквернила свое тело вашим нечистым семенем. Внутри ее – семя человека, убившего мою мать. Вы были вскормлены грудью, доктор Теннент?
Майкл попытался придумать наиболее подходящий ответ – тот ответ, который хотел услышать этот человек. Единственное, что пришло на ум:
– Думаю, да. Я не помню.
– Вы запомните. На всю жизнь запомните. У моей матери была очень красивая грудь. Как вы наверняка знаете, о ее красоте ходили легенды. Я верну вас во младенчество, доктор Теннент. Вы будете сосать грудь Аманды Кэпстик. Но вам не придется покидать то место, где вы сейчас. Я принесу ее вам.
Томас Ламарк взял с откидной полки скальпель, приподнял ворот футболки Аманды и разрезал ее до самого низу. Отбросив в стороны ткань, он обнажил ее грудь.
Аманда извивалась в путах.
Майкл взвыл:
– Христа ради, Томас, не трогай ее!
– Может быть, мне снова залепить вам рот клейкой лентой, доктор Теннент? Или вы будете молчать? Поймите, от того, сумею ли я должным образом сосредоточиться во время операции, зависит ее успех.
Беспомощность порождала отчаяние, и Майкл выдохнул:
– Режь меня, Томас! Разрежь меня на кусочки, но только не трогай ее.
– Не беспокойтесь, доктор Теннент, ваша очередь еще придет. Я должен быть уверен, что вы больше не причините вреда ни одному своему пациенту, доктор Теннент. Вашими стараниями я двадцать пять дней нахожусь в пучине такой боли, какую трудно даже вообразить. Я сделаю так, что по крайней мере единожды в день из следующих двадцати пяти вы будете умолять меня прекратить ваши мучения. И каждый раз я буду цитировать вам строчку из шекспировского «Короля Лира»: «Предел мучений все еще далек, пока сказать мы в силах: „Вот предел мучений“». – Он повернулся к Аманде, отчаянно старающейся избавиться от ремней. – Можете мне поверить, что освободиться таким образом вам не удастся. – Он взял с полки для инструментов небольшой стеклянный пузырек и поднес его к глазам Аманды. – Вы имеете представление о современных способах анестезии?
