Ты встаешь и уходишь, из комнаты, из мотеля, из Чикаго, и тыслышишь, как кто-то из оставшихся спрашивает о цене второго сеанса. Но неттакой цены, или тебе ее не уплатить: у тебя есть только четвертаки, и у тебявсегда будет она: без имени, без лица. Груда мяса.
Ты каждую неделю возвращаешься в Страну замочных скважин —первый месяц, потом два-три раза в неделю, теперь каждый день ты встаешь из-застола и проходишь несколько коротких кварталов к этому крохотному форпосту,последнему из ему подобных в этом городе, и меняешь доллары на четвертаки инаходишь дорогу в кабину, чаще всего в эту, счастливую кабину N7, и сидишь втемноте и смотришь в окно видеоэкрана и видишь голых женщин и мужчин, тывидишь, как они входят в раж, совокупляются, и в этом ничего нет для тебя,совсем ничего, только вытянутое лицо Делакорта отражается в стекле и смотрит натебя.
Когда ролик кончится, Делакорт встанет со скамьи и вернетсяв офис, поправляя узел галстука, готовый сесть за стол, отвечать на телефонныезвонки и как следует поработать над своей сводкой. Но ты — ты один, и хотя тыждешь и смотришь, но нет ничего, что можно увидеть.
Когда купленное на последний четвертак время кончаетсяголубой заставкой — и ничего, ты прислоняешься лбом к экрану, ощущая, как егосвет и тепло сменяются чернотой. Твои глаза, прикованные к исчезнувшейкартинке, смотрят в темноту с мольбой. Но выхода нет.
Ты сидишь в кабине N7 и смотришь на верный экран, ожидая,чтобы зашевелилась тень, чтобы она вышла из темноты в свет и никогда больше ненашла темноты. Тебе становится понятно, как сильно хочешь ты заплакать, понятьи почувствовать, как рождаются слезы, но конечно, как всегда, вместо тебяплачет твой член.
Ты вынимаешь из кармана пачку салфеток, вытираешь краснуюраспухшую головку, потом руки. Перед тем как встать, готовый выйти обратно вмир, ты выпускаешь салфетки из рук на пол, где жизнь, которая была у тебявнутри, стекает в щель холодного бетона.
