Книга Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Для элиты, продолжавшей господствовать в пунических городах Центрального и Западного Средиземноморья, приверженность этническим традициям и принадлежность к Римской империи вовсе не были несовместимыми. В Северной Африке и на Сардинии все социальные группы населения пользовались пуническим и неопуническим языками вплоть до IV века нашей эры. По крайней мере до II века нашей эры не теряли своей значимости традиционные божества Астарта, Хаммон и Тиннит, а главные магистраты все еще назывались суффетами.

Сохранялся и культ тофетов, хотя в жертву богам приносились не дети, а ягнята. Некоторые исследователи усматривают в приверженности пуническим традициям молчаливое сопротивление римскому владычеству. Однако на примере Ганнибала Тапапия Руфа и других обращенных пунийцев можно сделать вывод о том, что для них древние традиции служили средством самоутверждения в Римской империи.[399] Действительно, на протяжении I и II веков нашей эры обитатели городов Северной Африки демонстрировали наибольшую мобильность и социальную активность. Амбициозные североафриканские семьи селились в Италии, покупая на средства, приобретенные торговлей и земледелием, солидные поместья, а их сыновья добивались высокого общественного положения, вплоть до сенаторского звания. Более того, такие города, как Лептис-Магна, удостаивались от римских императоров особого статуса колоний, а их обитатели — римского гражданства.

Несмотря на политическую и культурную интеграцию Северной Африки в Римскую империю, легенда о противлении Ганнибала Риму продолжала оказывать влияние на умы и чувства просвещенных римлян. Римский сенатор Силий Италик, современник императора Домициана (81–96 годы нашей эры), написал необычайно пространную эпическую поэму о пунических войнах «Пуника», в которой особый акцент сделал на ненависти бога/героя Геркулеса к Ганнибалу, появившейся, очевидно, после того как карфагенский полководец напал на Сагунт, нарушив договоренности с Римом. Другой римский поэт Стаций придумал историю о статуэтке Геркулеса, которой владеет его друг. Прежде она принадлежала Ганнибалу, и Стаций пользуется случаем, чтобы представить мифического героя не в роли божественного спутника полководца, а в качестве негодующего заложника, вынужденного сопровождать Ганнибала в облике статуэтки. Геркулес вовсе не благоволит Ганнибалу, а презирает Карфаген за оскорбительное поругание Италии.

Стаций тем не менее осознает, что времена переменились. Опасаясь, по-видимому, что его Ганнибала современники могут ассоциировать с представителями североафриканской элиты, пользующимися влиянием в Риме, поэт напоминает другу Септимию Северу, родившемуся в Ливий, о его римской принадлежности: