19 июня. Выехал в 6 часов. Погода пасмурна и холодна, так что пришлось одевать шубу и мерзнуть. Дорога идет по той же речке вниз. Долина ее весьма удобна для хлебопашества, не так густо населена. Владения Шимит-бэсы[126]. Курень его находится на левом берегу этой же речки, на подошве горы: видно с дороги. Про настоящего бэсы рассказывают, что он был бедным тайшею. Когда скончался предшествовавший бэсы, бывший бездетным, то, конечно, пошли споры и интриги. Было представлено около 30 имен тайшей, и из Ли-фань-юаня[127] пришло назначение настоящего бэсы. Вечером предыдущего дня этот тайши ел дома похлебку из брюшины и говорил матери: «Мама, надо бы постараться перестать есть такую пищу». Мать отвечала: «Ешь, голубчик, что же будем есть, как не то, что дозволяют наши средства!» Назавтра же, говорят, пришел выбор его в бэсы. Он теперь молодой человек и, говорят, уже начинает давать чувствовать себя своим сверстникам, которые привыкли слишком просто обходиться с ним. Хошун его мал, и подчиненные, как говорят, не отличаются воздержанностью от воровства.
Долина речки к устью расширяется в широкую равнину, на северо-востоке которой издали видны развалины города (крепости?). Далее дорога идет к Орхону, затем по левому берегу реки, равняясь с Эрдэни-цзу. На левом берегу против Эрдэни-цзу находится так называемый хит Цзу-ламы. Это небольшая слободка с несколькими кумирнями. С расстояния 2–3 верст от Эрдэни-цзу начинаются палатки богомольцев. Трудно счесть количество майханов, которые расположились вблизи Цзу. Главные дороги полны народу. Удивительно, с какой радостью и удовольствием возвращаются люди с поклонений и с какой жаждой и благоговением приезжают сюда. Ордон, так называемый Шара («желтый») – куре, находится вне стены. Кругом тысячи палаток. Здесь, очевидно, знать. Сам Шара-куре не так велик.
Переправившись благополучно через Орхон вброд, мы наконец вступили в Эрдэни-цзу, славный монастырь предка Тушэту-хана, который в настоящую минуту пребывания хутухты представляет временную столицу Халхи. Сюда направлена вся жизнь монголов. Издали Эрдэни-цзу представляет крепостную стену, над которой часто друг от друга видны вершины субурганов, заделанных основаниями в каменную и земляную стену как бы столбами. На все четыре стороны имеются ворота, сделанные из кирпича. Ворота после заката солнца затворяются на ночь, но в настоящее время этого не делается по случаю многолюдия. От берега Орхона идет каменная загородь воды [в сторону Эрдэни-цзу]. Недалеко от Эрдэни-цзу находится круглая насыпь небольшого размера. Остановились в юрте одной шабаганцы. Ночевали там же.
20 июня. В Эрдэни-цзу поклонялись в трех храмах Цзу (Чжу). К юго-западу от центра города находится за особой стеной храм Цзу, главный пункт поклонения. Храмы выстроены на каменном возвышении за второй стеной. Посредине главный храм – Гол-цзу. Наружность его отличается от других своей величиной и отделкой. Наверху храма ганжир, представляет собою три наперекрест вачира, в которые уперлись задами 2 слона с намжу-ванданами на спине. Внутренность храма тоже пышнее других, и главным предметом почитания служит статуя Цзу. Она имеет большой размер и поставлена на роскошный престол. Два других не так велики и не так роскошно отделаны. Поклонившись в четырех боковых храмах, мы направились на поклонение трем хутухтам: Нару-Ванчин-гэгэну, Дэлбэйн-гэгэну и Ламайн-гэгэну. Народу собралось очень много.
Юрты двух первых гэгэнов стоят рядом. Нару-Ванчин еще мальчик лет 8, очень нежного, по-видимому, воспитания. Он появляется на благословение народа на руках своих служащих и благословляет прикосновением своей руки. Он, как говорят, «переродился» в бедном монгольском семействе и был отдан в приемыши китайцу. Когда выяснилось, что он перерожденец Нару-Ванчина, был возбужден спор с китайцами, что потребовало громадных расходов, и дело было решено при пекинском дворе. Теперь можно видеть каких-то его (родственников), китаянку (?) у его юрты. Когда ему нужно было, например, отправиться в юрту своих родителей, то он сидел на шее прислуги-ламы. Нару-Ванчин полный, слабоватого телосложения, лицо его по-детски морщинисто. Дэлбэйн-гэгэн почти одинаковых с ним лет, но гораздо серьезнее его. Он к поклоняющимся вышел сам в тибетской (золотой) шапке с книжками в руке. Благословлял людей книжкой, проходя по рядам. Лицо его сухощаво и очень симпатично, видно, очень хорошего воспитания.
Здесь же мы видели Долсон-хубилгана, ламу О-ван хошуна. Он учен по-своему и энергичного характера. Ламайн-гэгэн – человек лет 30, очень тучный. Он появляется на благословение в носилках, благословляет сунтуком (ритуальным предметом в виде клубка с ручкой), сложив руки на молитву. Лицо серьезное.
Далее мы направились к Шара-куре, а оттуда – на конные скачки, куда выехал Богдо-гэгэн. У места скачек мы увидели несколько палаток, главная из которых обращена на юго-восток. Верх ее красиво вышит в виде крыши, внутри стоит трон гэгэна, здесь он благословляет молящихся с мандалом. По правую руку под шатром сидели почетные ламы. С левой стороны поставлены палатки временного амбаня [128], джинон-бэсы, затем палатки для других князей. На двух тронах сидели Сайн-ноён и Чулган-дарга[129], за ними ваны, бэйлы, бэйсы, гуны [130] и т. д. В третьей палатке сидели княгини и княжны. Они располагаются согласно занимаемым супругами должностям. И наконец, в четвертой палатке находились хошунные сановники. Сегодня в скачках участвовали четырехлетние лошади. Прежде чем отправиться на бега, мальчики-наездники, собравшись по хошунам, объезжают народ и поют почти в один голос.
Объехав трижды, они уходят. Впереди всех [участников скачки] бежал лама со знаком в руках. При первом круговом объезде несли впереди знамя. Каждый хошун имеет свои значки, мальчики также одеты в одинаковые (шутовские) костюмы по хошунам. Кони сначала бросились во весь мах вперед, затем остановились и пошли шагом до назначенного пункта. Из 120 коней, участвовавших в скачках на 10 верст, смогли добежать до меты менее половины.
До прихода коней состоялось благословение гэгэна сунтуком. Народу собралось очень много (приблизительно 2 тысячи человек). Говорят, что в первые дни было гораздо больше, до 5 тысяч человек. Богдо несли 8 человек на носилках. На нем тибетская шляпа, увенчанная золотым вачиром [131], темно-красное (коричневое) пальто и желтая курма. Князья, за исключением амбаня – джинон-бэсы, шли за носилками. Других хубилганов не было видно, за исключением его воспитанника, хубилгана Номун-хана, который почти неотлучно находился при нем.
