С другими науками не легче. Философия кончилась в XVI веке и заменена идеологиями, одна нелепее другой. Причём на протяжении одной человеческой жизни господствующая система меняется раз 5–6. И каждый новый миф грозит обывателю убийством за неповиновение ему или на войне с другими мифами. В успехи экономики я поверю, когда она научится предсказывать кризисы. Филология неплохо разобралась с имеющимися в её распоряжении фактами, но у меня есть вопрос. Почему-то априори считается, что простейшим корнем является существительное. Это приводит к нелепости: семьи языков сводятся (филологи, надув щёки, говорят «восходят») к некому примитивному праязыку. Но люди появились одновременно в нескольких географически удалённых центрах и между собой общаться не могли. Как у всех один язык был — чудо? В чудеса не верю и предлагаю взять за основу глагол; действие. Полагаю, древний человек не о «чЮЙствах» думал, а где и как кусок мяса добыть. На охоте нужны команды и они могут быть краткими и универсальными.
Когда об этом говоришь, включатся контур обороны: человек-де очень сложен, поэтому в гуманитарном знании меньше достижений, чем в точных науках. Да, зверушка непростая. Зато объект исследования всегда под рукой: хоть себя бери. Чай, не элементарная частица; ускоритель строить не надо. На самом деле уровень развития наук примерно одинаков, а состояние точных дисциплин далеко от идеала. Уже упоминал, что квантовая механика противоречит теории относительности. А теория струн, от которой ждали решения, как-то не заладилась. С химией ещё хуже. Электрон — вероятностная волна, как учит физика. Но как же теория химической валентности, где электроны чётко занимают места по орбитам? Алхимики — ребята суровые: гаркнут — электроны в две шеренги выстроятся. Если серьёзно, несмотря на наличие квантовой химии, физические и химические процессы в рамках единой теории объяснить нельзя. Есть свои тараканы и в биологии.
Да что там физика-химия?! В математике, наиболее абстрактной области человеческого знания, имеет место неприкрытое жульничество. В начале XX века, после доказательства существования несчётных (мощнее обычной бесконечности) множеств, случился ужасный кризис[161]. Основы математики оказались логически противоречивы. Гении сходили с ума и кончали самоубийством, не видя выхода. Его предложил Давид Гильберт (1862–1943). В 1939-м он сказал: «А давайте мы некоторые вещи определять не будем». В аксиоматике Гильберта неопределяемых понятий пять: точка, прямая, плоскость, число и множество. Математики договорились: они про них ничего не знают и знать не хотят, за исключением того, что эти объекты существуют. Противоречия удалось устранить, но какой ценой? Математика и ранее напоминала перевёрнутую пирамиду: набор аксиом, из которых вытекает остальное. Теперь оказалось, что её вершина ни на что не опирается; она висит в пустоте! Мало того, список неопределяемых понятий не является исчерпывающим; рано или поздно его придётся расширять и за 75 лет пару кандидатов нашли. Неизвестно даже, конечен ли список неопределяемых понятий; есть работы, доказывающие, что он может оказаться бесконечным, и даже несчётным. Ну и как вам?
Тем не менее автомобили ездят, а Интернет работает. Достижения точных наук реальны и служат людям. Как и изучаемые гуманитариями социальные объекты, вроде государств, церквей и корпораций. Некоторое отставание общественных наук всё же имеет место. Оно обусловлено свойствами изучаемых объектов. «Господь изощрён, но не злонамерен», — утверждал Исаак Ньютон, повторяя мысль Сократа: «Природа сложна, но не коварна». А Эйнштейн подытожил со всячинкой: «Природа коварна, но не злонамерена». Физический объект, как правило, позволяет себя исследовать. Может и взорваться, если доведут, но обычно спокоен. Но даже взрыв происходит по определённым законам, которые новые исследователи, заменившие покойных, смогут просчитать. При переходе к биологии это уже не так: вы исследуете зверушку — она изучает вас. Может и напасть. На основании чего она принимает решения известно плохо; выяснить — одна из целей эксперимента. А когда начинается изучение человека и общества, исследователь оказывается на войне. Его натурально могут убить. Например, решил я изучить следующие интересные социальные феномены: «Правительство РФ», «ФСБ РФ» и «Газпром». Можно ещё попробовать объект «Мафия» понять. Где лаборатория; куда идти? Полагаю, что в тюрьму. А ещё лучше сразу повеситься, дабы не мучиться.
Социальные объекты коварны и злонамерены. Они активно сопротивляются попыткам изучения, а исследователей стремятся убить или съесть. Во втором случае переваренный «учёный» в пулемётном темпе выдаёт «труды» с предсказуемыми выводами: «у объекта всё хорошо; просто отлично; идеал». С этим связана упомянутая презумпция виновности по отношению к любым работам, затрагивающим социальные темы (а для политиков — стократно). Математик спорит с коллегами. Гуманитарию приходится спорить с танком идеологии. Боевая машина едет быстро и кушает с аппетитом; переваренных много.
Но это не означает, что социальные объекты нельзя изучать. Можно. Предлагаю астрономию или метод аналогий. Наука древняя и с большими достижениями: люди до Луны долетели, на Марс собираются (давно уже). Автоматические зонды до границ солнечной системы добрались. И обнаружили там аномалию, кто бы мог подумать[162].
Подобно гуманитарию, астрофизик не может поставить непосредственного эксперимента с объектами своего интереса. Все его знания и выводы основаны на анализе излучения от них. Затем он строит аналогии: если в солнечной системе планеты движутся по законам механики, то и в удалённой галактике на краю Вселенной должно быть так же. Строго говоря, это спекуляция: почему так должно быть — непонятно[163], а проверить гипотезу мы явно сможем очень нескоро. Тем не менее метод работает и пока особо не подводил. Но социальные объекты тоже имеют «излучение». А продуцируемые ими мифы являются частью спектра. Дальше можно применять аналогию. Думаете, всех этих либерализмов-коммунизмов-фашизмов раньше не было? Никак нет. Интернета не было; новые явления — это Ассанж и Сноуден.
Для старых советую изучить историю итальянской пентархии (городов-государств) XV–XVI веков. Раздолье для исследователя и литература гениальная!
Кстати, задумывались ли вы, что на 30 «историков древнего мира» приходится, дай Бог, один специалист по XV–XVI векам? Нонсенс: с документами XVI века есть проблемы, но их база явно больше, чем, скажем, артефактов сомнительного Древнего Китая. Большое поле — много пахарей, а тут их в 30 раз меньше. Похоже, на изучение достоверной истории наложено негласное табу. Через систему образования: защитить диплом и диссертацию по «древнему миру» проще. Рука руку моет, вор вора кроет (русская пословица).
