– Давай пройдемся по стене.
Веная пошел за ней. Они шагали по широкому верху толстой стены, защищавшей крепость. Никаулис время от времени останавливалась, словно рассматривая что-то интересное.
– Царская дочь играет с огнем, – сказала она, внимательно глядя на стойку, в которой стражники оставляли копья. – И этот огонь слишком жарок для нее. Она пытается использовать пророка в своих целях. Ее нужно остановить.
«Проклятая девчонка!» Но Веная сохранил невозмутимое выражение лица. Он взял ближайшее копье, словно желая показать его Никаулис.
– Рассказывай дальше.
Никаулис тщательно выбирала слова и говорила емко. Венае хватило нескольких фраз, чтобы понять, в чем дело.
– Царевна Ваалит хочет поехать на юг с царицей Савской. Та готова сделать ее своей наследницей. Царь Соломон этого не разрешит.
«Ясное дело, не разрешит. А жаль». Намного лучше было бы спровадить царскую любимицу, его чересчур избалованную, чересчур умную и своевольную дочь на край света, чем держать ее здесь, чтобы она нарушала покой Иерусалима.
– Теперь царевна пытается вынудить отца отпустить ее.
Никаулис развернулась и пошла дальше по стене. Веная убрал копье на подставку и неспешно последовал за ней.
– Каким образом?
– Она хочет, чтобы в следующее полнолуние пророк Ахия застал ее в Роще.
– Она с ума сошла? Ее прапрадед Саул умер безумным, у них это в крови.
– Это не безумие, а отчаяние. Но итог один. Она разжигает пламя, с которым не сможет справиться.
– Как ты узнала об этом?
– Люди не могут молчать даже тогда, когда болтовня очень дорого обходится, – иронично улыбнулась Никаулис. – А я молчу и остаюсь незамеченной.
Она оперлась о парапет и посмотрела на раскинувшийся внизу город. Высоко поднявшееся солнце заливало светом крыши и сады. Казалось, Город Давида выстроен из золота и огня.
– Нужно ее остановить, Веная.
– Да.
Если царская дочь попадет в хищные руки пророка, кровь потечет по сточным канавам Иерусалима. Веная предпочитал использовать свой меч только против настоящих врагов. Нет ничего хорошего в том, чтобы выступать с оружием против собственного народа.
– Я скажу тебе, что слышал сам: царь Соломон подумывает о том, чтобы выдать царевну Ваалит за царевича Ровоама и скрепить царство.
«Ну и брак! Такое могли придумать лишь боги смерти – или царица Наама». Конечно, ни царской дочери, ни сыну такое и в голову не пришло бы! Никаулис в упор посмотрела на Венаю.
– Неужели царь Соломон такой глупец? Да царевна перережет Ровоаму горло в первый же месяц!
– Оно бы и к лучшему. Жаль только, что тогда царю Соломону пришлось бы и ее, в свою очередь, приговорить к смерти. Наверное, лучше ей прибегнуть к яду – отравление тяжело доказать.
Никаулис уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Веная и сам не смог бы сказать.
– Наверное, я шучу, чтобы нам не плакать, – пояснил он. – Как такой мудрый человек может столь безрассудно решать будущее собственных детей?
Никаулис пожала плечами. Веная смотрел, как солнце ласкает ее кожу.
– Так этот слух о свадьбе – правда? – спросила она.
– Не знаю, но царевич думает, что да. Я слышал, как шакалы, которых он называет друзьями, радовались его победе.
– А они откуда узнали?
– Царевич сам перед ними хвастался, как он усмирит царевну Ваалит и как будет делать с ней все, что ему заблагорассудится, когда она станет его женой.
– Тогда этот царевич – вдвойне глупец.
В голосе Никаулис звучало презрение.
– Да, Никаулис, и я скажу тебе еще одну вещь, которую не открыл бы никому больше: царь Соломон глупее их всех, если думает, что может управлять будущим, – вздохнул Веная. – Мы должны предотвратить все это. Говорю тебе по совести, Никаулис: тяжело служить царям.
– И царицам. Да, я понимаю. Как же остановить их, Веная?
Никаулис ждала, спокойная, как скала, пока Веная обдумывал этот сложный вопрос.
Некоторые дела лучше всего откладывать на неопределенный срок. Но это к ним не принадлежало. Царскую дочь следовало остановить до того, как она бросит вызов пророку Ахии в Роще Астарты. Никаулис смотрела на холмы, освещенные пылающим летним солнцем, а Веная тем временем обдумывал свой план.
– Мне понадобится твоя помощь, – сказал он наконец.
– Я готова, – кивнув, ответила Никаулис.
– Нужно, чтобы ты охраняла вход в покои царевны. Лишь тебе я могу это доверить. Не впускай никого, кроме самого царя Соломона.
– Даже Венаю, царского главнокомандующего?
– Тем более меня, – улыбнулся тот. – Я ведь всего лишь мужчина, и, будь у меня возможность увидеться с царевной Ваалит наедине, боюсь, я не смог бы побороть желание жестоко избить ее за эти фокусы. А теперь идем: нужно предупредить главную жрицу Рощи.
Никаулис
Жрица Рощи не стала смеяться или стенать, услышав их историю. Вместо этого она долго смотрела на них, словно пытаясь заглянуть в их души, прежде чем заговорила:
– Этого мы не можем допустить. Царь Соломон очень терпим, но не настолько, чтобы его дочь служила здесь нашей богине – или притворялась, будто служит.
– Да, – согласился Веная, – и Ахия этого не потерпит.
«В особенности притворства». Никаулис видела пророка лишь мельком. В отличие от других местных мужчин, которые порочили ее как воина и женщину, хотя взгляд их туманился от похоти, Ахия смотрел на нее с искренней ненавистью. Никаулис уважала эту несокрушимую честность.
– Ахия не терпит даже сам себя, – заметила жрица. – Бедняга. Он страдает, потому что не может смириться с тем, что сам он всего лишь человек.
Веная пожал плечами:
– Пусть себе страдает, а вот запускать когти в царскую дочь, чтобы навредить царю, он не должен.
Жрица склонила голову. Длинные локоны упали ей на грудь.
– Если царевна покажется здесь, мы не впустим ее.
– Не покажется, – сказал Веная, – я об этом позабочусь. А ты должна позаботиться о том, чтобы в это полнолуние в Роще не оказалось никого, кроме твоих жриц.
– Запретить женщинам поклоняться богине? – спросила жрица, и Никаулис увидела в ее глазах коварство.
Амазонка выступила вперед, становясь между жрицей и Венаей.
– Царский военачальник ничего не запрещает. Пусть женщины и мужчины поклоняются богине – только не в это полнолуние.
– Если не хочешь, чтобы Рощу сожгли, а землю на этом месте засыпали солью, – добавил Веная.
– Угроза царя Соломона? – спросила жрица.
