Книга День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров

Любопытно отметить, что между столь заметными политическими фигурами, как патриарх Филарет и кардинал Ришелье, обнаруживается много общего. Тот и другой готовились к военной карьере, но стали священнослужителями (хотя и по разным причинам). Оба были весьма гибкими политиками, подстраиваясь к разным партиям, как Филарет в Смуту и Ришелье при Марии Медичи, но оставались при этом искренними патриотами. Оба стали высшими церковными иерархами своих государств и фактическими правителями при слабых монархах. Оба были блестящими дипломатами. Оба умели ценить друзей и были крутыми по отношению к противникам. Один спас от развала Францию, другой — Россию.

Хотя, конечно, при всех сходных чертах людьми они оставались совершенно разными, и действовать им довелось в различных условиях. Патриарх опирался на поддержку «всей земли», а кардиналу пришлось идти, по сути, наперекор «всей земле», преодолевая постоянное сопротивление оппозиции. Как писал в своих мемуарах д’Артаньян (не книжный, а настоящий): «Месье кардинал де Ришелье был наверняка одним из самых великих людей, когда-либо существовавших не только во Франции, но и во всей Европе… Принцы крови терпеть его не могли, потому что он испытывал к ним не больше почтения, чем ко всем остальным… Высшая знать, чьим врагом он всегда себя объявлял, питала те же самые чувства к его высокопреосвященству. Наконец, парламенты были равным образом им раздражены, потому что он преуменьшил их власть».

Филарету с серьезной оппозицией бороться не пришлось: кто осмелился бы встать поперек царскому отцу? При французском беспределе дворянской и парламентской анархии ситуация была иной и зашкаливала порой до абсурда — например, в войну парламент Бургундии отказался возместить часть расходов короля на оборону самой Бургундии. Кардинал вполне справедливо видел спасение страны в централизации власти. Он добился принятия «кодекса Мишо», ограничившего права парламентов подавать возражения на королевские законопроекты. Для расправы с противниками он не стеснялся подтасовывать состав судей или обходиться без суда. Ришелье вообще рекомендовал «начинать с применения закона, а потом уже искать доказательства вины». В 1632 г. была учреждена особая судебная палата «Сhаmbrе le l'Arsenal. Когда парижский парламент отказался ее зарегистрировать, король сам явился на заседание и пригрозил: «Вы здесь только для того, чтобы рассудить истца и ответчика, и я не дам вам зазнаться; если вы будете продолжать свои козни, я быстро подстригу вам коготки». Аресты и высылки парламентариев имели место неоднократно, а позже был издан указ, напрямую запрещавший парламентам вмешиваться в государственные и административные дела. Должности неугодных парламентариев насильственно выкупались и продавались верным людям. Разгонялись некоторые провинциальные представительные собрания (впрочем, иногда им продавали обратно отнятые привилегии — Дижону за 1,6 млн., Провансу за 375 тыс.).

Если Филарет значительно расширил владения патриарха, то и Ришелье материальных выгод не упускал. С той разницей, что патриаршие волости все же оставались достоянием Церкви, а кардинал активно пополнял личный карман. Он говорил: «Деньги — это власть». Кроме оклада премьера (40 тыс. ливров в год), прибрал к рукам добрый десяток губернаторств (Гавр, Гарфлер, Монвилье, Понт-де-л’Арш, Гонфлер, Бруаж, Олерон, Ре, Ла-Рошель, Нант, Бретань, родным отдал Брест, Кале). Имел ренту в налогах, получал огромные прибыли от должности начальника и главного интенданта навигации и торговли (ему шли портовые сборы, доля от конфискации судов, от кораблекрушений). Как писал Берджен: «Текущие вопросы управления он оставлял тем, кто был нанят для этой цели, но решения, которые определяли его состояние, он принимал сам». И в итоге сколотил крупнейшее состояние в истории Франции (42 млн.). Брат Ришелье стал кардиналом, племянница герцогиней, кузен маршалом Франции, не была забыта и бесчисленная дальняя родня.

Как уже отмечалось, патриарх Филарет уделял огромное внимание просвещению, книгопечатанию, создавал первые в стране постоянные учебные заведения, его правление характеризовалось значительным подъемом русской культуры. Знакомая нам французская культура тоже стала формироваться в это время, при Ришелье. Хотя во многом независимо от него. Например, моду на «утонченность» и образованность начала вводить в частном порядке маркиза Рамбуйе — выросшая в Италии в семье французского посла и матери-итальянки и в 12 лет выданная замуж, она нашла французские нравы чересчур грубыми. И организовала «Голубую комнату», где собирала писателей, поэтов. Развивалась и литература, правда, в иных направлениях, нежели российская. Так, огромным успехом пользовался роман д’Юрфе «Астрея», описывавший перипетии любви пастушка Селадона и пастушки Астреи. Автор ухитрился высосать из пальца 10 томов объемом 5000 страниц, и из-за его смерти произведение осталось неоконченным. В общем, было положено начало «сериалам» дамских романов, доныне переполняющим книжные лотки.

Сам Ришелье сторонником просвещения отнюдь не был. Наоборот, полагал, что гуманитарное образование безусловно вредно для людей, занимающихся земледелием, ремеслом, торговлей, а к наукам можно допускать лишь немногих избранных. Поэтому количество учебных заведений при нем сократилось. Но на литературу и искусства он смотрел с «прикладной» точки зрения, считая, что их полезно использовать под контролем государства для политических целей. Объявил себя их покровителем, собрал группу благонамеренных писателей, поэтов, историков — Шаплена, дю Шастле, Буаробера, Малерба, Сирмона, Дюплекса и в 1630 г. создал Французскую Академию для прославления властей предержащих, повышения престижа Франции, написания заказных произведений и памфлетов на противников кардинала. Зато инакомыслящие авторы преследовались. Многие отправились за решетки, кое-кто и жизни лишился. Драматург Корнель претерпел гонения даже не за инакомыслие, а лишь за отклонение от заданной линии, — правда, быстро «исправился» и стал писать то, что требуется.

Как и Филарет, Ришелье создал в своей стране первую газету, хотя функции они выполняли разные. На Руси проблем пропаганды и формирования общественного мнения не стояло, этим занимались единая церковная организация и земские структуры, поэтому «Куранты» в 1 экз. выполняли сугубо информационную задачу для двора и правительства: Во Франции ситуация была иной. Прообразом прессы здесь послужили те же памфлеты и разные частные альманахи, издававшиеся от случая к случаю и сваливавшие в одну кучу гороскопы, рецепты лекарей, дни поминовения святых. А Ришелье догадался использовать печать в пропагандистских целях. Под редакцией его верного о. Жозефа с 1624 г. стала выходить еженедельная «Nouvelles ordinaires», а в 1631 г. вышла первая в Европе ежедневная «Газетт ле Франс», получившая от государства монопольное право на публикацию новостей. Естественно, в официозном духе. Тираж составлял 1,5–1,8 тыс. экз., стоила она 4 су (отнюдь не для простонародья). Причем многие материалы правил или писал сам кардинал.

Для пропаганды использовался и театр, под правительственной эгидой возникли 3 постоянных труппы актеров, ставивших «пышные и эффектные комедии», дополняемые аллегориями, прославляющими те или иные достижения властей. Аналогичным прославлением занималось изобразительное искусство. Портреты, статуи, бюсты короля, кардинала и других высших лиц французской иерархии плодились в огромных количествах. Они делались по заранее заданным штампам, без признаков возраста, болезней и т. п. — сугубо «парадные». И надо заметить, что Ришелье страдал чрезвычайным тщеславием. Собственные изображения (как и изображения Людовика) он заказывал постоянно. Даже на статуе Геркулеса, сделанной по его заказу, велел выбить надпись: «Арман Ришелье, почитатель Геркулеса».