Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
— Понимаешь, ты обмолвился, что этому сержанту пересадили сердце и теперь он как раненый зверь, который стал еще опаснее.
— Ты чего-то недоговариваешь. А что тебя удивило?
— Дело в том, что ко мне обращался пациент, которому тоже пересадили сердце. Хочу заметить — весьма неординарная личность!
Чертанов невольно вздрогнул. Он вдруг осознал, что это не могло быть случайностью, — пути охотника и зверя пересеклись в маленькой комнате врача.
— Как он выглядел?
— Плотный. Среднего роста. Волосы русые.
— Это он… Что тебе говорил этот человек?! — схватил Чертанов Барсукова за рукав.
— Только не надо так волноваться, — мягко освободился Владимир Васильевич от захвата. — На первый взгляд ничего особенного. Но, пообщавшись с ним, начинаешь понимать, что у него вырабатывается девиантное поведение.
— Что это значит?
— А вот что… Он начинает мыслить не так, как прежде. Не забывай, что у него другое сердце. А это накладывает серьезный отпечаток на психику. Человек становится более внушаем, готов к психологическому влиянию извне. Весьма дурной симптом!
— Он ничего не рассказывал о себе?
— У нас с ним были откровенные разговоры, — туманно сказал Барсуков.
— Я бы хотел знать, о чем шла речь, — твердо сказал Чертанов, положив руки на стол.
— Кхм… Кхм… Это врачебная тайна. Обычно все то, что говорят мне мои пациенты, не уходит дальше этого кабинета, — доктор сделал круговое движение рукой. — Психиатр как священник, он не имеет права разглашать симптомы болезни и все, что с ней связано.
Владимир Васильевич опять начинал раздражать, и Чертанов сдерживался из последних сил.
— Я же из милиции, — сдержанно напомнил он.
— Изволь, — неожиданно легко согласился Барсуков. — Он сказал мне, что человек, который стал его донором, участвовал в боевых операциях и был снайпером. Впоследствии он был убит, когда стал расстреливать прохожих из снайперской винтовки с высотного дома. Видно, у него произошли какие-то психические отклонения… Так бывает. Самое настораживающее, что с некоторых пор мой пациент стал ощущать в себе какие-то чужеродные симптомы. Ему вдруг тоже захотелось вооружиться винтовкой и точно так же стрелять по прохожим. Подобное поведение следовало бы назвать эффектом подражания. Я не стану загромождать тебя научными терминами, все это очень хорошо изучено и описано в соответствующей литературе. Скажу только, что сначала у человека появляется какая-то навязчивая идея. Потом она приходит все чаще. Затем закрепляется в его подсознании. А скоро и вовсе становится его сущностью. По-другому можно сказать так — она сводит его с ума. И он не успокаивается до тех пор, пока не воплотит ее в жизнь.
— Ты хочешь сказать, что твой пациент скоро возьмет снайперскую винтовку и пойдет стрелять в прохожих? — ужаснулся Чертанов.
— Хм… Ты меня не совсем правильно понял. Для этого должны быть еще какие-то внешние факторы. Так сказать, благоприятная среда. Почва. Например, каким образом он пойдет стрелять в прохожих, если никогда не держал в руках винтовку?
— Разве он ничего не говорил о своей прежней жизни?
— Вот это меня как раз и настораживает. Он сказал, что был военным.
— Так вот, этот человек первоклассный снайпер.
Чертанов впился взглядом в лицо Барсукова, пытаясь проследить его реакцию. И она не заставила себя ждать. Физиономия врача удивленно вытянулась. Откинувшись на спинку стула, он произнес, растягивая слова:
— Ах, вот оно как! Конечно, я догадывался, что он бывший военный. Но чтобы вот так… Да-а, ты меня озадачил. Значит, ко мне он пришел не случайно. Он просил помощи, а я не сумел оценить это в полной мере… Хочу сказать, что за свою врачебную практику я наслышался немало всяческих откровений. В конце концов, к ним просто привыкаешь. Что удивительно, об этом говорили люди самых разных возрастов. Но когда заговорил этот человек, то я сразу понял, что здесь что-то не так, — покачал он головой. — Я проводил психологическую коррекцию, советовал заняться аутотренингом. Но теперь понимаю, что все это недостаточно. Нужно было проводить активное вмешательство в его психологическое состояние. Да-а, ты меня озадачил. По-другому это называется клиника! Честно говоря, я не думал, что у него она столь серьезная. Теперь осознаю, что у него навязчивые маниакальные наклонности.
— Значит, можно ожидать, что он осуществит задуманное?
— Непременно!
— Где нам стоит его ждать?
— Вопрос непростой, но я постараюсь на него ответить. Он считает себя неким гибридом. С его точки зрения, сердце — сосуд для души. Следовательно, в нем проживает душа человека, чье сердце он носит. Для него это будет выглядеть своеобразной самореализацией. И разумеется, он постарается довершить то дело, которое начал его донор. — Он развел руками и добавил: — Возможно, выберет такое же высотное здание.
— Наверняка он выбрал и день, когда ему следует осуществить задуманное?
— Разумеется, такие люди очень обстоятельны. Но когда именно он осуществит это, предположить не берусь, — развел руками Владимир Васильевич.
* * *
Ждать пришлось недолго, на короткий звонок открыла смуглая симпатичная девушка лет двадцати — двадцати двух.
— Здравствуйте, я из милиции… Майор Чертанов.
Лицо девушки болезненно дернулось.
— Вы по поводу брата?
— Да.
— Я уже все рассказала! — воскликнула она в отчаянии. — Мне нечего больше добавить!
— Я не буду ни о чем расспрашивать. Мне просто нужно уточнить некоторые детали. Давайте пройдем в комнату.
Девушка посмотрела на часы.
— Если только ненадолго… Понимаете, я спешу.
Обычная девичья комната. Чисто, опрятно. Резеда предложила присесть. Чертанов не отказался. Девушка села напротив.
— У меня такой вопрос… Ведь ваш брат не хотел оставаться в живых. По существу, это было самоубийство. Вы не станете это отрицать?
— Нет, — тихо сказала девушка.
— Вот видите… Он оставил вам записку. Дайте мне ее прочитать, — Михаил твердо посмотрел на девушку.
В ее глазах он увидел замешательство.
— Так вы знаете?
— Разумеется.
— Она у меня не сохранилась, — отвернулась Резеда. — Я ее сожгла сразу же после… того случая.
— Не верю, — не согласился Чертанов. — Эта записка для вас как память, вы не могли ее выбросить. Не заставляйте, чтобы я являлся к вам с ордером на обыск.
Девушка поднялась. Взяла со стола шкатулку и, открыв ее, вытащила сложенный вдвое лист бумаги.
— Вот, возьмите! — она протянула листок Чертанову.
Развернув листок, Чертанов прочитал: «Резеда, прости, что ухожу. Но поступить по-другому не получается. Что-то во мне очень сильно переменилось, и я ничего не могу с собой поделать. В Чечне я был личностью, хорошим стрелком, и там меня уважали. А на гражданке я постоянно испытываю несправедливость и обиду. Особенно неприятно быть обиженным любимой девушкой. Знаешь, я даже начал считать, сколько же раз она меня несправедливо обидела. Набралось шесть раз. Резеда, ты меня знаешь, я привык отвечать на оскорбления. Единственное, что я не могу сделать, так это причинить боль любимой девушке. Пускай в таком случае за это ответят другие. Своей жизнью. Шесть оскорблений — шесть человеческих жизней. Прощай, Резеда. И знай, что у меня никогда не было никого ближе и дороже, чем ты».
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
