В: Вы разумеете, что Его Милость был унесён прочь червеобразной машиной? Что она Божиим произволением была послана забрать его из этого мира?
О: Да.
В: И это при том, что он вас нанял и употребил к делам распутнейшим?
О: Это чтобы я увидела, что такие занятия ведут в геенну огненную. Сам он в них ни участия, ни приятности не имел.
В: При том, что её имело другое, телесное, как вы говорите, его начало — эта скотина Дик?
О: Оттого ему и суждено было умереть. А первое блудодейство обратилось не к низкой или бесстыдной утехе, а, как я и сказывала, к состраданию и сердечному участию — я сама дивилась, что они мне так ощутительны. Не могла я тогда взять в толк, что так и должно быть. А теперь знаю: этот человек, что плакал у меня в объятиях, — то самое падшее начало, плоть, тень против света, и оттого мучился. Так плакал Иисус, когда увидал себя оставленным.
В: При том, что все прочие — и это самое важное! — имели о них совсем иное мнение? Я вам уже доводил, что эти двое за люди. Хозяин пренебрегает всем, что определено ему знатностью рода, не уважает волю своего достойного родителя, не чтит Господа, бунтует в рассуждении долга перед семьёй; слугу же скорее можно отнести к скотам, нежели чем к роду человеческому. Вот каковы они, вот каковыми знал их весь свет, выключая разве что вас.
О: Что мне до того, как понимали о них прочие? Я имею своё суждение и останусь с ним до самой смерти.
В: Вы сказывали, что Его Милость принуждён был таиться и скрывать, кому он истинно служит — сиречь, что он имеет в себе… или имел дух нашего Искупителя. Разве сходно это с поступками Господа нашего? Помилуйте, найдём ли мы в Евангелии хоть полслова о том, чтобы Он таился и двурушничал, точно лицемерный лазутчик, из страха за свою шкуру? Самая мысль об этом не прямое ли святотатство?
О: Фарисеи нынче в силе.
В: Как сие понимать?
О: Не может Он прийти так, как Ему благоугодно, покуда здешний мир ещё чёрен от греха. Вот очистится свет от антихриста — тогда и придёт Спаситель в Славе Своей. Когда бы нынче сделалось известно, что Он вновь среди нас и проповедует прежнее учение и, сверх того, пришёл в женском образе, быть Ему в другой раз распяту. Ты первый, а с тобой и прочие станут хулить Его и насмехаться, возопят, что Евин пол Божеству не совместен, что это, мол, святотатство. Нет, Он придёт не раньше, чем христиане снова учинятся воистину христианами, какими были вначале. Тогда-то и придёт Он — или Она — в этот мир.
В: А до той поры посылает наудачу своих подставных и доверенных, не так ли?
О: Всё-то ты видишь в свете мира сего. Или не читал ты писания апостолов? «Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия», «Видимое временно, а невидимое вечно»[159], «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»[160]. Таким устроил Господь этот мир. Я в твоих глазах по-прежнему хитрая блудница, Его Милость непокорный сын, Дик — ничто как скот. Стало быть, так тебе на роду написано: не можешь ты перемениться. Коли не рождён свыше, то хочешь не хочешь, живи при этом свете.
В: От ваших слов, сударыня, разит смрадом гордыни, нужды нет, что приняли на себя уничижённый вид.
О: Я горда во Христе и никак иначе. И никогда не оставлю возглашать о Его свете, хоть и говорю нескладно.
В: Вопреки всем принятым и должным мнениям?
О: Что должно, то не от Царствия Христова. Всякое «должно» — не от Христа. «Блуднице должно оставаться блудницей» — не от Христа. «Мужчине должно властвовать над женщиной» — не от Христа. «Детям должно голодать» — не от Христа. «Человеку должно родиться для страданий» — не от Христа. Всё, что в свете мира сего объявляется должным, — всё не от Христа. «Должно» — тьма, гроб, в коем лежит мир сей за свои грехи.
В: Да ведь вы этим самым отбрасываете главное в христианском учении! Не указывает ли Писание, в чём состоит наш долг, как должно нам поступать?
О: Не как должно, а что во благо. Многие вон поступают иначе.
В: Что же, и Христа слушаться не должно?
О: Надо, чтобы прежде мы имели право Его не слушаться; Ему угодно, чтобы мы пришли к Нему по доброй воле, а потому надобно, чтобы не отнималось у нас и право прилепиться ко злу, греху, мраку. Где же тут «должно»? Вон как брат Уордли сказывал: Христос — Он всегда пребывает в дне завтрашнем, в уповании, что, сколько бы мы нынче ни грешили, сколько бы ни слепотствовали, завтра как бы чешуя отпадёт от глаз наших и будет нам спасение. А ещё брат Уордли говорит, что в том-то и состоит Божественная сила и тайна Его, что Он открывает нам: всякий способен перемениться по своей воле и по Его благодати и через это сподобиться искупления.
В: Так эти свои взгляды вы переняли у Уордли?
О: Я и сама в этом уверилась, как поразмыслила о своём прошедшем и настоящем.
В: Когда дело идёт о душе, об искуплении, то мнение сие — что всякий способен перемениться — ни один человек с рассудком оспаривать не станет, но если приложить его к делам мирским, то не покажет ли оно себя негодным и губительным? Разве не подстрекает оно к братоубийственным войнам, переворотам, к низвержению законных установлений? Не превратится ли в зловредное убеждение, будто всякому человеку должно перемениться, и если он не желает по доброй воле, то его надлежит принудить к перемене посредством кровавого насилия и жестоких смут?
О: Такие перемены не от Христа, хоть бы и учинялись Его именем.
В: Не оттого ли ваши пророки разошлись с квакерами, которым вера не позволяет брать в руки меч?
О: Ну, в этом не больше правоты, чем в пшеничной булке черноты. Мы ищем побеждать не мечом, а единственно верой и увещеваниями. Меч — не Христово орудие.
В: А вот Уордли говорит обратное. Он вчера объявил мне, что готов обнажить меч против всякого, кто не разделяет его веры. Делал и другие мятежные угрозы против власть предержащих.
О: Он мужчина.
В: И смутьян.
О: Я его знаю лучше твоего. Когда среди своих, он человек добрый и участливый. И покуда ему не грозят гонениями, мыслит здраво.
В: А я тебе говорю — нету в нём здравого смысла, наживёт он когда-нибудь беду. Ладно, будет с меня твоих проповедей. Поговорим теперь о Дике. Вы знали его короче, нежели чем прочие его знакомцы. Не кажется ли вам, что под внешней его убогостью пряталась более здоровая натура?
О: Ему было больно оттого, что он такой. Скот от этого не мучается.
В: Он понимал больше, нежели чем думали о нём прочие? Не это ли вы разумеете?
